Путь через западни будущего является продолжением того пути, по которому пришли выжившие из прошлого. Метафора пути здесь особенно уместна, поскольку, лишь следуя дорогой, проторенной и сохраняемой поколениями идущих ног, можно избежать некоторых опасностей окружающих лесов, гор и болот. Путь – это традиция, переданная через наставления, примеры и разъяснения. Будущее для крестьянина и есть этот грядущий узкий путь сквозь необозримые просторы известных и неизвестных рисков. Когда крестьяне объединяются для борьбы с внешней силой, а борьба эта всегда оборонительная, они полагаются на партизанскую стратегию, которая есть не что иное, как сеть узких троп через неизвестную враждебную среду.
До наступления современной истории крестьянский взгляд на судьбу человека, который я описал, не слишком-то отличался от воззрений других классов. Только вспомните произведения Чосера, Вийона, Данте – там везде Смерть, которой никому не избежать, замещает общее чувство неуверенности и страха перед лицом будущего.
Современная история начинается – в разных местах в разное время, – когда целью и двигателем истории становится принцип прогресса. Этот принцип родился, когда буржуазия стала господствующим классом, и был принят всеми современными теориями революции. В ХХ веке борьба капитализма с социализмом на идеологическом уровне является спором о содержании прогресса. Современный развитый мир считает, что инициатива в этой борьбе, по крайней мере на данный момент, принадлежит капитализму, поскольку социализм ведет к отсталости. Развивающийся мир, в свою очередь, подвергает сомнению «прогресс» капитализма.
Культуры прогресса предвещают грядущий рост. Они устремлены вперед, поскольку будущее вселяет большие надежды. В своих самых героических устремлениях эти надежды превосходят Смерть (Революция или Смерть!). В самых тривиальных они ее игнорируют (консюмеризм). Будущее воспринимается как нечто противоположное тому, что классическая перспектива делает с дорогой, – вместо того чтобы сужаться, уходя вдаль, она кажется все шире.
Культура выживания представляет будущее как последовательность повторяющихся действий, направленных на выживание. Каждое такое действие продевает в ушко иглы нитку, и этой ниткой является традиция. Никакого общего роста не предполагается.
Если теперь сравнить эти два типа культуры исходя из их представлений о будущем и прошлом, мы увидим, что они зеркально противоположны друг другу.
Это помогает объяснить, почему опыт, полученный внутри культуры выживания, может иметь противоположный смысл по сравнению с сопоставимым опытом, полученным в культуре прогресса. Возьмем в качестве наглядного примера всем известный консерватизм крестьянства, его сопротивление переменам, то есть целый комплекс отношений и реакций, который зачастую (но не всегда) позволяет считать крестьянство силой правого крыла.
Во-первых, нужно отметить, что это мнение складывается в городах в соответствии с историческим сценарием противопоставления левых и правых, относящимся к культуре прогресса. Крестьянин отвергает этот сценарий, что вполне разумно с его стороны, ибо, вне зависимости от того, победят ли правые или левые, сценарий этот сулит ему исчезновение. Условия его жизни, мера угнетения и страданий порой безнадежны, но он не может допустить и мысли об исчезновении того, что придает значение всему, что он знает, – его воли к выживанию. Ни один рабочий не находится в таком же положении, поскольку видит смысл жизни либо в революционной надежде на ее преобразование, либо в деньгах, получаемых в обмен на жизнь в качестве наемного работника, которые можно потратить на «настоящую жизнь» потребителя.
Любое изменение, о котором мечтает крестьянин, включает в себя возвращение к изначальному крестьянскому состоянию. Политическая мечта рабочего заключается в преобразовании всего того, что поныне вынуждало его быть рабочим. Это одна из причин, почему любой альянс между рабочими и крестьянами может сложиться только для какой-либо конкретной цели (защита от иностранного врага, экспроприация крупного землевладения), с которой согласны обе стороны. Никакой альянс в обычных условиях невозможен.
Чтобы понять значение крестьянского консерватизма в контексте совокупного крестьянского опыта, необходимо рассмотреть саму идею изменений с помощью иной оптики. Исторически принято считать, что перемены, исследования, эксперименты процветали в городах, распространяясь оттуда вовне. Нередко при этом упускается из виду характер повседневной городской жизни, способствующий такому исследовательскому интересу. Город предлагал своим жителям относительную безопасность, преемственность, постоянство. Степень предложенных благ зависела от класса горожанина, но по сравнению с жителями деревни все горожане были до некоторой степени защищены.
В городе имелось отопление, нейтрализующее колебания температуры, освещение, сокращающее разницу между днем и ночью, транспорт, уменьшающий расстояния, относительный комфорт, компенсирующий усталость; там были стены, защищавшие от врага, действовал закон, существовали богадельни и благотворительные учреждения для больных и стариков, библиотеки, где хранились письменные источники знания, широкий спектр услуг – от булочников и мясников, механиков и строителей до докторов и хирургов, которых призывали всякий раз, когда какая-то критическая ситуация угрожала нарушить привычный уклад жизни; в городе царили условности социального поведения, которые были обязаны соблюдать все прибывшие (в чужой монастырь…), там стояли здания, возведенные как гарантия непрерывности и напоминание о преемственности.
За последние два века, когда урбанистические концепции и теории перемен набирали все большую и большую силу, степень и эффективность такой повседневной защиты соответственно увеличивалась. В наше время обособленность горожанина сделалась настолько тотальной, что стала его душить. Он одиноко живет в лимбе с полным обслуживанием – отсюда его вновь пробудившийся, но непременно наивный интерес к сельской местности.
Крестьянин, напротив, беззащитен. Каждый день он сталкивается с переменами чаще и непосредственней, чем любой другой класс. Некоторые из этих перемен, такие как смена времен года или старение и потеря сил, понятны, однако многие, например ежедневные погодные изменения, неожиданная смерть коровы, объевшейся картошкой, удары молнии, дождь слишком ранний или слишком запоздалый, туманы, губящие цветы, постоянно меняющиеся требования тех, кто изымает прибавочный продукт, эпидемии, саранча, непредсказуемы.
Изменения, с которыми сталкивается крестьянин, столь многочисленны, что ни один список, каким бы длинным и всеобъемлющим он ни был, не может вместить их. Тому есть две причины. Во-первых, наблюдательность крестьянина. Едва ли что-либо в его окружении, будь то изменения в облаках или в петушином хвосте, может ускользнуть от его внимания и не быть истолковано с точки зрения будущего. Он никогда не теряет бдительности и потому постоянно отмечает изменения, размышляя над ними. Во-вторых, его экономическое положение. Обычно даже небольшое изменение в худшую сторону – урожай на четверть меньше, чем в прошлом году, падение рыночной цены на продукты, непредвиденные расходы – может иметь для него крайне тяжелые или вовсе катастрофические последствия. Он не упустит и малейшего признака перемен, а его обязательства увеличивают реальные или воображаемые угрозы, которые он видит вокруг.
