Йан Товис взглянула на двух старух.
– И тем не менее.
Обе отвели взгляд, и Сквиш попятилась к выходу.
– Молитвы, да, молитвы. За погибший шабаш, за всех шайхов, за берег.
Когда Сквиш скрылась за порогом, Пулли изобразила неловкий книксен и поспешила вслед за сестрой.
Снова оставшись в одиночестве, Йан Товис плюхнулась на табурет из седла, служивший ей троном. Так хотелось заплакать! От растройства, от злобы и ярости. Нет, она хотела плакать о себе. Потеряла брата – снова… снова.
Ох… да будь ты проклят, Йедан.
А хуже всего то, что она, похоже, поняла причину его поступка. За одну кровавую ночь Дозорный ликвидировал с дюжину смертельных заговоров, каждый из которых был направлен на ее свержение. Как можно ненавидеть его за это?
Можно. Ведь тебя больше нет рядом, брат. Теперь, когда берег тонет. Теперь, когда ты нужен мне больше всего.
Что ж, плачущая королева никому не принесет пользы. Настоящий сумрак – не время для жалости. Разве только для сожалений.
А если все древние предсказания были правдивы?
Тогда ее шайхам, разбитым, истребленным и потерянным, предстоит изменить мир.
А я должна возглавить их. Бок о бок с двумя вероломными ведьмами. Я должна вести свой народ прочь от берега…
С наступлением темноты в ночное небо поднялись два дракона: один белый, второй словно пылал неугасимым огнем под золотистой чешуей. Они сделали круг над россыпью мерцающих очагов – поселением имассов, и понеслись на восток.
Позади на холме стоял человек и следил за полетом, пока драконы не скрылись из глаз. Вскоре к нему присоединился другой.
Если они и плакали, тьма сохранила этот секрет для себя.
Где-то в холмах торжествующе взревела эмлава, объявляя миру, что прикончила жертву. Горячая кровь окропила землю, невидящие глаза уставились в небо, и не стало существа, жившего свободно.
Глава третья
В этот последний день тиран сказал правду
Его сын вышедший из темного мира
Теперь поднялся как стяг у стен отца
И языки пламени как зрители в окнах
Тысячи тысяч горстей пепла на сцене
Говорят что кровь не хранит ни памяти ни верности
В этот последний день тиран обрел правду
Сын был рожден в темной комнате под женский крик
И шел по залам темной крепости под звук эха
Только чтобы сбежать безлунной ночью под сутаной
От тяжелого кулака и свирепого лица хозяина
Дитя доказало, что тень простирается далеко
И возвращается к тому кто ее отбросил
И сгущает желания и эта правда проста и слепа
И тираны и святые падают на землю
Их последний вздох забирает тень
В последнем покое когда правда прижимает их
К каменному ложу.
«У солнца долгий путь»
Рестло Фаран
– От твоих поцелуев у меня губы немеют.
– Это из-за гвоздики, – ответила Шурк Элаль, сидящая на краю кровати.
– Что, зубы болят?
– Да вроде нет. – Среди разбросанной на полу одежды она углядела свои лосины и потянулась за ними. – Отправляетесь скоро?
– Мы-то? Думаю, да. Адъюнкт не из тех, кто делится своими планами.
– Командир имеет право. – Она начала, извиваясь, натягивать лосины и нахмурилась – неужели поправилась? Разве такое возможно?
– Как изящно! Я сейчас как наклонюсь и…
– Я бы не стала, милый.
– Ну почему?
Ты бы обалдел.
– Ах, у каждой женщины должны быть свои секреты. – По крайней мере, у этой.
– А еще я собираюсь остаться тут, – сказал малазанец.
Нагнувшись чтобы зашнуровать сапоги, Шурк нахмурилась.
– Еще даже не полночь, капитан. Я не планировала тихий вечер дома.
– Ты ненасытна. Эх, будь я хоть наполовину таким, как хотелось бы…
Она улыбнулась. Ну как на такого сердиться? Она даже смирилась с этими широкими навощенными усами под бесформенным носом. Но он был прав кое в чем насчет ее – хоть и сам не понимал этого. Шурк надела куртку из оленьей кожи и крепко затянула ремни под грудью.
– Осторожней, ты же не сможешь дышать, Шурк. Во имя Худа, вся мода как будто нацелена на то, чтобы оскопить женщин – это слово подойдет? Оскопить? Все для того, чтобы закабалить вас, ваш дух, как будто свобода женщины несет какую-то угрозу.
– Само собой, милый, – ответила она, застегнула пояс с мечами и, подняв из кучи на полу свою накидку, встряхнула ее. – Возьми десяток лучших подруг. Пусть одна выходит замуж. В мгновение ока она оказывается на вершине горы и самодовольно восседает на брачном троне. И вот уже все подруги принимаются ловить себе мужа. – Она завернулась в накидку и застегнула пряжки. – А Ее Величество Идеальная Стерва сидит, одобрительно кивая.
– История? Ну надо же. И все же долго это не продлится.
– Да?
– Конечно. Все прекрасно, пока муж не сбежит с ее лучшей подругой.
Она фыркнула и выругалась.
– Да чтоб тебя, я же говорила: не смеши меня.
– Ничто не повредит твоему идеальному лицу, Шурк Элаль.
– Ну знаешь же, как говорят: старость преследует каждого, Рутан Гудд.
– Так к тебе цепляется какая-то старая карга? Не замечал.
Она шагнула к двери.
– Ты очень милый, Рутан, даже когда несешь хрень. Я говорила о том, что женщины, как правило, не любят друг друга. Ну не в общем смысле. Если одна из них окажется в цепях, то покроет их золотом; и жизнь положит, чтобы увидеть всех женщин в цепях. Это у нас в крови. Запри дверь, когда будешь уходить.
– Я же говорил: я собираюсь остаться на ночь.
Что-то в его голосе заставило Шурк обернуться. Первым побуждением было просто вышвырнуть его, хотя бы чтобы подчеркнуть, что он только гость, а не домочадец, Странник побери. Но в его словах зазвучала стальная нотка.
– Проблемы в малазанском гарнизоне, капитан?
– Среди морпехов есть адепт…
– Адепт в чем? Познакомишь меня?
Он отвел взгляд и двинулся по кровати, чтобы опереться спиной на изголовье.
– Это наш как бы метатель плиток. В общем, адъюнкт объявила… Прочтение. На сегодняшнюю ночь. И оно вот-вот начнется.
