Онлайн книга «Детектив для уютной осени»
|
– Один очухался, – сказал Василий Васильевич. – По крайней мере, принял сидячее положение. В столовой он его принял. – Да? – поразился Виктор Захарович. – Удивительное дело! Лишь бы опять не начал. – Утром приехал еще один гость, я ему двери отпирал, – продолжал Меркурьев. – Вы его видели? В шляпе и длинном пальто. – Его Нинель Федоровна поселила. – Как его имя? Виктор Захарович посмотрел на Меркурьева в явном затруднении. – Вот… не скажу. Забыл!.. Я потом в компьютере посмотрю! Это надо же такому быть – забыл! Совсем старый стал. – А вещунью как зовут? Антипию? – Эту помню, – сказал Виктор Захарович. – Марьяна Витальевна Антипова она у нас. – Столы вертеть и свечи гасить вы Марьяне Витальевне помогаете? – Я?! – ненатурально удивился Виктор Захарович. – Что вы, Василий Васильевич! Даже близко нет! Я от нее и сеансов этих как черт от ладана бегаю!.. – Стало быть, дух Канта помогает, больше некому, – заключил Василий Васильевич. – Если вы ни при чем! Хозяин осторожно пожал плечами и сказал: – Все возможно. Через вестибюль со стрельчатым окном и камином Василий Васильевич вышел на улицу, по пути проверив книгу на столике. «Философия Канта» была закрыта – как он ее и оставил. Меркурьев обошел вокруг дома – дорожка, вымощенная брусчаткой, вела вдоль красной кирпичной стены к террасе с балюстрадой. Старые липы, еще не до конца облетевшие, роняли на брусчатку листья. Еще одна дорожка, тоже обсаженная липами, вела к буковой роще, и Меркурьев решил, что непременно пройдется по ней. Он немного постоял на террасе, глядя на море, сверкавшее за кустами, и послушал, как оно шумит: шу-уф, шу-уф!.. Может, завтра после пробежки искупаться? Для окончательного перехода в атлеты? Все же он явно не в форме, раз Кристина сказала, что ноги у него заплетались и вид был неважный!.. – Прекрасное утро, правда? Голос был потрясающий – низкий, глубокий. Василия Васильевича приводили в трепет низкие женские голоса. В прямом смысле слова – в спине что-то вздрагивало, и руки покрывались «гусиной кожей». Он повернулся и посмотрел. Вновь прибывшая красавица по имени Лючия сидела в плетеном кресле, где после кросса сидел он сам, положив ногу на ногу и глядя на море. Розовый шелк струился по округлому колену, открывал узкую щиколотку, обтянутую тугим чулком. Подбородок утопал в коротком блестящем мехе, уложенная прическа была как у камеи. – Утро… да, – промямлил Василий Васильевич. – Ничего. – Вам здесь нравится? – Очень, – быстро сказал Василий Васильевич, и Лючия кивнула. – Мне тоже. Я отлично выспалась! Такая тишина, такой покой. Хотя утром мне показалось, что под дверью кто-то разговаривает. Я даже вышла посмотреть, но никого не увидела. Меркурьев помедлил в нерешительности, потом подсел к ней. – О чем был разговор? Красавица чуть повернула голову и улыбнулась. Нижнюю половину ее лица скрывал мех, но все равно было понятно, что она улыбается. Василий Васильевич словно слегка ослабел. – Разговор? – переспросила она сквозь мех. – Что вы! Я не слушала, конечно. А почему это вас интересует? – Я тоже пару раз слышал, как кто-то разговаривает. У себя в комнате и в вестибюле. – Но здесь живут люди! И наверняка разговаривают друг с другом. – Да! – с излишним жаром воскликнул Василий Васильевич, которому хотелось все ей объяснять, растолковывать и при этом выглядеть очень умным, – но я так и не понял кто!.. И рядом совершенно точно никого не было. Только Стас с велосипедом прошел, но он не мог разговаривать сам с собой. – Стас очень милый, – заметила Лючия. – Пригласил меня на прогулку. – Понятное дело. Она сбоку посмотрела на него. – Вы правда из Бухары? – Я работаю в Бухаре, – досадуя на себя, на «гусиную кожу», на излишний жар и явно глупый вид, возразил Меркурьев и встал. – Прошу прощения, мне нужно идти. Она кивнула. Большими шагами он вернулся в дом – в обход, не через гостиную, – и возле своей лестницы столкнулся с Софьей. – Привет, – сказала она весело. – Ну что? Мы идем на маяк? – Да, – ответил Василий Васильевич грубо – следствие досады, – я только возьму куртку. – Я подожду вас на террасе! – И Софья пропорхала на улицу. «Там тебя ждет сюрприз, – подумал Меркурьев с некоторым злорадством. – Конкуренция возрастает!..» Куртка, утрамбованная в одну из сумок, имела такой вид, словно ее долго и с удовольствием жевала та самая корова, которая поставляла Захарычу молоко и сметану. Василий Васильевич несколько раз встряхнул ее в напрасной надежде, что она станет несколько более похожей на человеческую одежду. Ничего не изменилось. Ну и ладно. Когда он вновь оказался на террасе, диспозиция выглядела следующим образом: красавица в шелках и мехах по-прежнему сидела к плетеном кресле и безмятежно смотрела вдаль, Софья в джинсах и кургузой курточке стояла, облокотившись о балюстраду, и спина у нее была рассерженной. Как только Василий Васильевич с ней поравнялся, она немедленно крепко взяла его под руку. – Как хорошо! – заговорила она громко. – И солнышко вышло! Я так мечтала сходить на маяк, никогда в жизни там не была. Он ведь заброшен? – По всей видимости. – Очень романтично. По брусчатке они спустились к пляжу. По кромке песка росла жесткая зеленая трава, кое-где пробиваясь сквозь доски «променада». Море – до самого горизонта – было ласковым, изумрудным, тихим. Редкие облака стояли над ним, снизу подсвеченные синим. Солнце иногда заходило за синее облако, и сразу становилось холодно, налетал стремительный ледяной ветер. Василию Васильевичу нравились трава в песке и ветер. – Вы правда из Бухары? – спросила Софья, прижимаясь к нему округлым плечом. Меркурьев вздохнул: – Я работаю в Бухаре. – Зачем вы там работаете? Он опять вздохнул. – Затем, что мне предложили там работу. – А в Москве не предлагали? – В Москве не строят газопроводов. – Ну, – сказала Софья покровительственно, – какие глупости. В Москве можно найти любую работу. – По моей специальности вряд ли. – Я бы ни за что не уехала из Москвы, – промурлыкала Софья. – Вот, знаете, даже в Испанию не уехала бы! У нас многие девчонки вышли замуж и сейчас живут в Европе. А я не хочу! Что там делать, в Европе? Москва – это жизнь, ритм, скорость!.. |