Криш: Мне было трудно учиться в медицинском институте, потому что медицина – это не совсем то, о чем я мечтал. Тогда я еще не знал, что мое призвание лежит в области психиатрии и работы с людьми, не подозревал, что мне больше нравится уделять внимание эмоциональному и духовному росту человека, а вовсе не его физическому состоянию. В том окружении, в котором я рос, эмоциональные проблемы считались чем-то надуманным и неестественным. «Настоящими» же считались лишь вопросы физического здоровья. Поддаваясь на провокации раненого ребенка, я иногда тянул с выполнением «нудных» заданий (ими была для меня незначительная работа, которую поручают медику-практиканту – например, взять кровь, или записать результаты лабораторных исследований и так далее) и проявлял безответственность в отношении пациентов. Однажды я ушел из больницы, не позаботившись об одной больной так, как требовалось. Я хотел вернуться домой пораньше и совершить пробежку до того, как стемнеет, поэтому не удостоверился в том, что пациентке дадут все лекарства и проведут назначенные процедуры. На следующее утро я получил строгий выговор от моего куратора. Он был абсолютно прав, а я чувствовал себя ужасно виноватым. Лишь позже, когда я проходил практику в отделении психиатрии, я понял причину моего тогдашнего поведения. Мне нравилось буквально все, что было связано с психиатрией, и теперь я был погружен в работу целиком и полностью.
Жажда внимания, нежелание слушать, нечувствительность по отношению к другим и преувеличение собственных достижений.
У нас есть один знакомый, с которым тяжело иметь дело, потому что он говорит только о себе и совершенно не слушает других. Многим знакомо такое поведение. Мы ведем себя так, когда пытаемся скрыть глубокий стыд и неуверенность. Из-за неуверенности мы начинаем хвастаться своими достижениями, преувеличивать собственные заслуги, мы можем даже соврать, чтобы произвести впечатление на других людей и самим выглядеть лучше, умнее, достойнее в своих собственных глазах. Подобное величие – это всего лишь обратная сторона комплекса неполноценности: мы чувствуем, что недостаточно хороши, и хотим, чтобы люди, которыми мы восхищаемся, выказали нам одобрение и уважение. Мы надеемся, что близость с тем, кого мы высоко ценим, поможет нам начать уважать самих себя и придаст нам уверенности, которой так не хватает. Когда мы находимся в компании с тем, кто является для нас авторитетом, мы отчаянно нуждаемся в его признании, одобрении и оценке. От этого мы начинаем говорить и делать вещи, которые, возможно, унизят этого человека, но мы как будто не можем остановиться.
«Годзилла сталкивается с Франкенштейном»
Опыт обид, предательств и унижений с завидным постоянством влияет на наши отношения, создавая устойчивую модель зависимого поведения. Очень часто бывает так, что стереотипы одного из партнеров напрямую воздействует на стереотипы другого, и тогда влюбленные легко задевают друг друга так, что раненый ребенок у обоих оказывается спровоцирован. В нашей работе мы называем это явление «встречей Годзиллы с Франкенштейном». Двое раненых недоверчивых детей встречаются на боксерском ринге, где проигрывают сценарии детских травм друг друга. Каждый исполняет свою роль и готов к бою. В такой ситуации они друг друга не слышат и не понимают, потому что каждый находится в шоке из-за детских эмоциональных травм.
Наши близкие друзья, муж и жена, рассказали о сценарии, который повторяется у них из раза в раз. Когда они идут куда-то на вечеринку, она чувствует себя очень неуютно, потому что убеждена, что все внимание всегда достается только ему: он флиртует с женщинами и получает массу удовольствия. Ему же нравится общение с людьми, в том числе и с женщинами, и он не хочет, чтобы жена его контролировала. Ситуация является благодатной почвой для проявления их самых глубоких душевных ран: она чувствует себя брошенной, а он чувствует, что его все время контролируют. К середине вечера она сгорает от ревности и чувствует себя все более и более несчастной. Естественно, она предлагает мужу поехать домой. А ему хорошо, и он вовсе не хочет уходить. Когда же они, наконец, садятся в машину после окончания вечера, с ней случается истерика: она обвиняет его в том, что он отвергает ее, уделяя внимание другим женщинам, совсем не думает о ее чувствах и вообще он – «последняя сволочь». Муж не понимает, что происходит, ему кажется, что она обвиняет его несправедливо, потому что ему было просто хорошо на вечеринке, и он не делал ничего такого, что могло бы причинить ей боль.
У жены из этой пары есть свой особенный «кошмар», который постоянно возобновляется. Ее отца (психиатра) никогда не было дома, и ей приходилось умолять его уделить ей хоть чуточку внимания. А у мужа из этой пары была очень властная и контролирующая мать (еврейка), и теперь он не доверяет женщинам, считая, что должен защищать свою свободу от посягательств с их стороны. С точки зрения раненого ребенка, поведение обоих супругов абсолютно логично. Она чувствует себя обделенной, а он – что в его пространство вторгаются. Но если они объективно посмотрят на ситуацию, то смогут увидеть, что вечеринки являются лишь поводом для проявления эмоциональных ран каждого из них. Их союз дает им возможность получить доступ к детским травмам, вновь пережить их и исцелиться. Наш собственный опыт и опыт работы с многочисленными парами показывает, что зачастую мы стремимся создавать союзы с теми людьми, которые провоцируют наше глубокое недоверие. Таким образом мы получаем возможность исцелить свои раны и получить то, чего мы не получили или недополучили в детстве.
Подверженность пристрастиям
Одним из самых сложных проявлений раненого ребенка является подверженность пристрастиям. Мы злоупотребляем чем-то, чтобы не чувствовать страха или боли. У многих из нас есть свои способы защиты. Мы можем употреблять какие-то химические вещества, например алкоголь, антидепрессанты, никотин, кофеин, или просто слишком много есть. Нами может владеть постоянное, неотступное желание смотреть телевизор или фильмы, ходить по магазинам или все время что-то делать. Пристрастия могут касаться и нашего быта: мы структурируем жизнь так, что становимся похожими на неосознанных роботов. Кроме того, мы можем либо слишком много времени проводить в уединении, избегая любых отношений с людьми, или же наоборот – только и делать, что все время находиться в обществе.
Криш: Мой отец был чрезвычайно чувствительным человеком, интровертом, и всегда и во всем полагался на привычку. Рутина питала его, придавала ему сил. Уйдя на пенсию, он стал заниматься музыкой. Большую часть дня он проводил, играя на фаготе. Он планировал каждый день своей жизни, расписывал дела и выполнял их в той же последовательности, что и записал (чтение, игра в теннис, игра на фаготе, прослушивание музыки), часто совершенно забывая о людях, находившихся рядом с ним. Он чувствовал себя спокойно, однако таким образом пытался избежать «ужасной» необходимости выражать свои чувства, делиться ими с самыми близкими людьми. В этом я был очень на него похож. Но однажды я осознал, что все эти привычки не позволяют мне быть с кем-то по-настоящему близким. И тогда я начал учиться поступать по-другому. Использование химических веществ никогда меня не привлекало, потому что я обладаю сильной внутренней дисциплиной, которой научил меня отец. Но так же, как и для него, мои привычки и рутина, которой я себя окружил, со временем оказались сильнее меня. Это стало выражением моей глубокой робости и недоверия людям. Теперь я научился понимать, какие из моих привычек полезны для моего здоровья, а какие служат лишь щитом, уберегающим меня от отношений, особенно с Аманой. Я остро чувствую дистанцию, и от этого становится больно.
