Я вернулся в Калифорнию и снова стал врачом в больнице скорой помощи. Несколько месяцев спустя я поступил в ординатуру психиатрического отделения той больницы, где раньше работал семейным врачом. Тем временем, пропутешествовав год в поисках нового места для коммуны, Ошо был вынужден вернуться в Индию, туда, где было его предыдущее поселение, поскольку американское правительство делало все, чтобы другие страны его тоже не принимали. Я поддерживал отношения со старыми друзьями, они оставались с ним все это время. Но моя рана была слишком глубокой, я и мысли не допускал, что когда-нибудь вновь окажусь среди этих людей.
Прошло два года. Я начал замечать, что, несмотря на боль и сомнения, во мне живо желание вернуться. Мои отношения с Ошо не были завершены. К тому же, будучи ординатором психиатрического отделения, я многое узнал о детских душевных травмах. Например, что ребенок очень часто чувствует себя брошенным и что это чувство никуда не исчезает, а живет в нас до тех пор, пока какая-нибудь ситуация его не всколыхнет. Это помогло мне по-другому взглянуть на случившееся.
Я понял, что та ситуация с мастером позволила мне соприкоснуться с глубинными ранами, которые ждали своего исцеления. Я мог видеть, что пережитое предательство было лишь отражением детской травмы. В начале моего последнего триместра в ординатуре я на месяц взял отпуск и отправился в Индию. К тому времени, когда отпуск закончился и мне нужно было уезжать в Штаты, я уже знал, что скоро сюда вернусь. Через два месяца после получения диплома я снова сделал то же самое, что и десять лет назад: оставил терапевтическую практику, дом, отношения, которые меня тяготили, и уехал в коммуну.
Конечно, у меня были сомнения. Мое сердце оттаяло, но ум жаждал ответов. Как-то я присутствовал на одном семинаре. Его вел мой хороший друг. Занятия были организованы для людей, живших в Америке и перенесших тот трагический опыт. В последний день к нам пришла личный секретарь Ошо. Она передала нам слова мастера. Он сказал, что вечером, беседуя с нами, он увидел знакомые лица – лица тех, кто жил в орегонской коммуне. Он был необычайно рад нас видеть и очень тронут. Он понимал, как мы тогда страдали. Он хотел, чтобы мы знали: нам пришлось выдержать одно из самых главных испытаний в жизни, какое только может дать мастер ученикам. Он признался, что использовал каждую из коммун, чтобы чему-то учить своих последователей. В первой он учил их проживать и трансформировать сексуальность. Во второй он учил нас понимать природу власти и политики. В третьей же коммуне, последней, мы должны будем познать опыт медитации и смерти.
Не знаю почему, но эти слова тронули меня настолько, что я проплакал целый час. Никогда в жизни я так не плакал, ни до этого, ни после. Я почувствовал каждой клеточкой души, что весь тот опыт был отражением моего внутреннего духовного роста. Нет никаких внешних причин для недоверия или негативной реакции, потому что по сути ничего вне нас просто не существует. Благодаря тому, что произошло в Америке, я обрел глубокое внутреннее понимание и научился прощать. В тот момент не было больше никакого смысла противостоять ситуации, и я ощутил огромную любовь и благодарность, до сих пор живущие в моем сердце.
Через несколько месяцев после того семинара Ошо оставил тело. Я прожил в коммуне еще несколько лет. Физически мастера больше не было рядом. Мне предстояло перестать цепляться за желание физического присутствия учителя, мне нужно было преодолеть потребность задавать ему вопросы. Я должен был научиться прислушиваться к самой жизни. Я обнаружил, что уход Ошо стал для меня своего рода благословением. Постепенно я отказывался от внешнего руководства и все больше и больше прислушивался к своему внутреннему мастеру.
Это открытие, тем не менее, не помешало мне и дальше учиться у других, только теперь я уже не очаровывался так сильно и не превозносил людей. Я понял, что могу учиться, не отдавая свою силу. Что-то внутри меня навсегда изменилось. Я больше не могу не следовать своей природе и не прислушиваться к голосу собственного разума. То время безвозвратно ушло. Мне больше не нужно идеализировать или недооценивать моих учителей. Я могу взять то, чему они учат, и при этом вижу не только их таланты, но и их ограничения.
История Аманы
Амана: Я хотела бы рассказать вам о том, как я училась верить в свою духовную силу и как знакомилась со своим внутренним учителем. Это происходило тогда, когда нам с Кришем показалось, что наши духовные пути начали расходиться. За время наших отношений у меня было несколько очень трудных периодов, которые закалили меня и научили еще больше доверять самой себе. Хотя, конечно, во время очередного кризиса я чувствовала, что живу в аду и что у меня не хватит сил выдержать еще один день.
Женщина, с которой мы познакомились и вместе работали в Индии, основала в Седоне духовное сообщество. Вдохновил ее на это наш мастер Ошо. Эта женщина хотела воплотить его идеи на практике, в обычной жизни. Она создала мистическую школу, в которой была определенная иерархическая структура. В 1998 году, когда нашим отношениям с Кришем было уже пять лет, мы переехали в Седону, чтобы посещать эту школу, и купили там дом. Но вскоре после нашего переезда у женщины обнаружили рак, и через год она умерла. После ее смерти меня больше не привлекала работа в коммуне, а ее структура казалась мертвой. Люди, возглавившие сообщество после нее, жили и работали так, как будто она все еще жила среди них, но для меня та атмосфера, ради которой я согласилась поселиться в Седоне, безвозвратно исчезла.
Я стала сомневаться буквально во всем, что касалось жизни в коммуне, и отдалялась от того духовного сообщества, частью которого мы с Кришем были. От этого мне было ужасно больно, но я ни с кем не могла поделиться своими переживаниями. Криш чувствовал совершенно другое. Мои сомнения его лишь пугали. Поэтому мне пришлось со всем справляться одной. После нескольких месяцев мучений я ушла из школы. И хотя это сообщество называлось мистической школой, оно скорее напоминало клуб: уйти из него значило попрощаться со многими знакомыми и даже друзьями. Я не знала, останутся ли теперь со мной друзья.
Но я поступила честно по отношению к себе. Если бы я осталась, то исключительно чтобы не лишиться друзей или боясь потерять ощущение принадлежности к духовному сообществу. Но это был бы компромисс, и я все равно долго бы не выдержала. Что-то очень глубокое побуждало меня идти к свободе, вообще отказаться от участия в какой-либо коммуне, школе, секте или клубе и просто быть собой. Я чувствовала, что должна исследовать свою собственную темноту вместо того, чтобы жить за счет чужого света. Это было для меня важнее всего остального. Я не могла учиться у тех людей, которые управляли школой.
Итак, я ушла, а Криш остался. Он осуждал меня за нежелание посещать школу. Он не верил в то, что я способна на самостоятельное духовное путешествие. Возможно, ему казалось, что я больше не хочу развиваться в принципе. Разговаривать на эту тему нам тогда было трудно.
Эта ситуация спровоцировала очень глубокую внутреннюю рану. Любимый не верил в меня и, более того, осуждал мои действия. Мне казалось, что тот, кто меня любит, должен всегда понимать меня, поддерживать и ни на секунду не сомневаться в моих решениях. Он должен принимать все мои действия. Я думала, что в лице Криша нашла человека, который меня понимает и принимает. С ним я могла делиться буквально всем. Он был настоящим другом. А теперь он выбил почву у меня из-под ног.
