
Онлайн книга «Милый Ханс, дорогой Пётр»
Нежелательный свидетель все глаза таращил сам не свой, попал как кур в ощип. – Уже! – Варежку! Ты только попробуй! Инструктор выдохнул: – Партбилет положу! И тут начальник знак ему сделал: за мной! Кабыш, не веря, следом бросился. Никто не понял ничего, а они уже из бункера выскочили. * * * Не зря начальник инструктора за собой – поводырем он его. – Давай на четвертый этот, где он хоть есть у вас тут, такой-сякой? Показывай! Давай! В “Волгу” за ними еще из свиты протиснулись, кто догнал. Поехали в полутьме по территории. Начальник впереди с водителем сидел. – Горелик, у тебя шкала там какая? Прибор у дозиметриста наготове был. – На Хиросиму хватит. – Давай. Паникеры никак не смерят! Кабыш в роль вошел: – Налево. Еще разок. И еще. Так. Направо теперь. И всё, прямо пошел, не ошибешься! – До упора! – не колебался начальник. Контуры строений с трубой обгорелой из ночи выдвигались. Огня не было, в недрах глубоко все громче реактор бухал, дым черный выбрасывал. Начальник оценил: – Ух, сердится старик! На нас, Горелик? – Да пацан он, парубок. Семьдесят пятый год запуска! – отвечал в тон ему дозиметрист. – Ах ты, шкода какая! Вот ремня! – В отца весь! – Это кто ж у него? – Конструктор Доллежаль! Запищал прибор, среагировал. Начальник не слышал будто, стал еще дозиметриста дразнить, мало было: – Да нет, Горелик! Всё ты! – Чего это? – А Горелик! Дозиметрист серьезным стал: – Триста! Триста с хвостом! Четыреста рентген, вы чего! – Не ври, Горелик! – смеялся все начальник. – Электроника! – Вот тем более! Горелик закричал: – Графит вон на земле! Крышка! Реактору крышка! Всё! Назад! Пятьсот! Да вы чего, куда! Впереди завал был, конструкции покореженные, обломки бетона в полумгле… и от графита и впрямь черно! Ослеп начальник, оглох. – До упора! – Шестьсот! Дозиметрист прибор бросил, водителя сзади душил: – Куда! Назад! Крышка нам! Всё! Водитель растерялся, что делать, не знал слушать кого. В лихорадке передачу все не туда втыкал. И когда заглохли, завести уже мотор не мог – напротив завала как раз встал, подгадал. Начальник пожурил его: – А на свечи не жидись, сколько раз я тебе! И водитель в ответ огрызнулся еще, успел: – Сколько! Да я их только вот! Чехи эти всё фуфло суют! И тут в голос начальник закричал. И всех скорей наружу тело толстое вывалил, побежал. Сразу ужас его, наотмашь. На ходу быстроногого инструктора прихватил, ловок стал вдруг, проворен. И умело им от реактора прикрывался, от лучей невидимых, пригодился Кабыш. Пятились и в грязь упали, в лужу, что пожарные налили. И отпрыгнул подальше инструктор, но уцепился толстяк опять, ванькой-встанькой вскочил, тут как тут. И обнял снова, не пускал и все к реактору коварно разворачивал, хватка мертвая оказалась. – Я Маловичко, второй секретарь обкома! – Знаю! И заорал уже в объятиях Кабыш как резаный, без надежды. Из сил последних рвался, ношу непосильную стряхивая, и толстяк в отчаянии ему в руку зубами впился. Ударил инструктор Маловичко в лицо, рефлекс опять сработал, другой. И, чуть не с зубами руку выдрав, побежал от начальства прочь. Быстрей еще, чем вслед. А водитель все у “Волги” своей столбом стоял, голова кругом шла. Машина – вот она, четыре колеса, а смерть где? * * * Мчался Кабыш, реактор в спину стрелял. И зигзагами инструктор, перебежками, за преграды прячась. А на открытом пространстве и вовсе от лучей в три погибели он, а то и по земле червем, а как еще? В машзал только нырнул и обратно сразу как ошпаренный. И впрямь там кипяток с потолка вдруг на голову, и по всему коридору обломки, стекло битое, черт ногу сломит, и дым, дым… да не жизнь тут спасать, прощаться самый раз! А еще человек такой же к проходной по территории рвался, Кабыш в полутьме разглядел. Так вместе парочкой в ворота за пределы и вылетели. И засмеялся секретарь, когда инструктор его на шоссе настиг: – Коммунисты, вперед! Что, нет, Валерка? И только хода еще прибавил, скорость переключил. – Кабыш, чего такое вообще происходит, я уже без понятия! Бежали. Друг за дружкой еле поспевали. Закричал секретарь: – А я ж там был наверху. На самом-самом. На блоке спецхимии аж! Маловичко погнал, так, нет? И я, Валерка… я в реактор с высоты заглянул, ну, в пасть ему разбитую! Атому, считай, в душу! Выдохлись, всё. Шагом пошли. Но шоссе вильнуло, и Кабыш за спутника прятаться стал на манер Маловичко, не стеснялся. Это реактор напрямую опять простреливал, в чем все дело. Не замечал секретарь, волновался все сильней. – Хана реактору, как дважды два. Но меня ведь потянуло, Кабыш, что интересно… ну, в пасть ему прыгнуть, веришь, нет? Так вот раз – и солдатиком! Вдруг прямо очень! Еще дорога повернула, и инструктор в безопасности метаться перестал. Мимо пруда-охладителя они опять, мимо канала с берегами мощеными, и рассвет в воде уже блестел. И секретарь с верхотуры своей адской спустился, вперед посмотрел, в жизнь. – Делаем чего? Это рвать из города надо, Валерка, чем быстрей. Сейчас вот прямо без остановки! Но мысли другие уже азартно страх теснили, подмигивать вдруг он стал заговорщицки: – Это получается, и Маловичко хана, так? Так или нет? Валерка, а кто атом в обкоме курировал, кто? Вот! И всё, пошла теперь чехарда? И вошки запрыгали, мы! Ну, эти туда-сюда перемещения, сверху вниз и в обратную, главное, сторону, сечешь? Ты сечешь? Что-то он еще прикидывал про себя дальновидно – и прикинул, явно духом совсем воспряв: – Нет, Кабыш, не сдаемся! Утром ко мне! Заметано! – И удивился, увидел вдруг: – Так утро уже, елки! И свет все приходил с началом дня, только лицо Сергея Петровича не розовело никак, темным оставалось. Мощный был загар, до смуглоты, и с отливом даже бурым, ядерный. – Чего, Валерка? – выдохнул секретарь, потому что отпрянул от него Кабыш, бездна сразу пролегла. И стоял Сергей Петрович негром среди дня, губы всё шевелились. |