Онлайн книга «Мертвый час»
– В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое июля во флигеле на Артиллерийской улице. – Что? – вскочил с места Волобуев и, перепрыгивая через сидящих, бросился к выходу. – Куда вы, потерпевший? – удивился судья. – Сам его убью, сам! – не оборачиваясь, крикнул граф. Крутилин проводил Волобуева взглядом, а потом поинтересовался у Третенберга: – Извозчик, что привез к Красовской князя Урушадзе, еще в зале? – Да, – подтвердил судья и указал на Погорелого. – А это, – Крутилин кивнул на девку, что за руку держал Выговский, – цветочница, она Урушадзе в ту ночь букет продала. – Но Урушадзе не мог быть и здесь, и там, – заявил Тарусов. – Одно из двух: либо он Красовскую убил, либо ограбил Волобуева. – Желаете оправдательный вердикт? – усмехнулся Третенберг. – Невозможно-с… Ваш подзащитный скрылся. Вам известно, господин поверенный, что присутствие обвиняемого в разбое в судебном заседании является обязательным? – Известно, господин барон. Однако я намерен защитить свое честное имя и привлечь вдову титулярного советника Ласточкину за лжесвидетельство. Позвольте передопрос? Председатель суда барон Третенберг, посовещавшись с двумя другими судьями, разрешил повторный вызов свидетельницы. Тарусов явно пришел в себя: – Правда ли, что существование вашего заведения зависит от расположения полицмейстера? – спросил он Домну Петровну. – Что росчерком пера, придравшись к любой мелочи, он может его прикрыть? – Сие без спору. – И вы, Домна Петровна, насколько возможно, пытаетесь быть полезной Василию Ивановичу? – Протестую, – раздался возглас прокурора. – Отклоняю, – не поддержал судья. – Отвечайте, Ласточкина. – Все мы под богом ходим, все зависим от властей. – Хорошо знаете мою жену? – уточнил Дмитрий Данилович. – Нет. Только один раз и видела. – Сколь долго продолжалась ваша беседа? – Минут десять, может, пятнадцать. – И какое впечатление произвела на вас моя супруга? Она умна? – Несомненно. – Тогда объясните: зачем взрослая умная женщина, которая знает вас всего десять минут, осведомлена про ваш род занятий и зависимость от полиции, предложила вам лжесвидетельствовать? – Сама удивляюсь. – Господа присяжные! Моя жена ведет дневник, в котором описывает, причем очень подробно, произошедшее с ней. Память у княгини феноменальная, случившиеся разговоры пересказывает дословно. Господин Крутилин, начальник сыскной полиции, может это подтвердить. Иван Дмитриевич привстал с места: – Так и есть. – В перерыве я попросил судебного пристава вместе с моим камердинером съездить ко мне домой и привезти сюда дневник Александры Ильиничны, в котором среди прочих она описала встречу с вами, Домна Петровна. Зачесть или сами правду расскажете? – Протестую, – возмутился прокурор. – Против правды? Гаранин смутился. – Ну? – сделал театральный жест Диди. – Княгиня денег не предлагала, – потупив глаза, призналась Ласточкина. – Это я их стребовала… – А не получив, побежали к полицмейстеру? – Да! – Она врет, – закричал на весь зал полицмейстер Плешко. – Тихо, – зазвенел в колокольчик судья. – Господин прокурор! Вам надлежит расследовать этот случай. Гаранин кивнул. Победа? Увы! Тарусов этот процесс если не проиграл, то и не выиграл: подзащитный вместо грабежа обвинен в убийстве, сам Дмитрий Данилович едва-едва увильнул от серьезных обвинений. Если не предъявит суду прямо сейчас преступника, слава его померкнет. Потому рискнул воспользоваться сведениями, сообщенными Ниной. – А теперь я желаю передопросить господина Четыркина, – заявил князь. Михаил Лаврентьевич возражать не стал. Глеб Тимофеевич вышел на свидетельское место, в руках, как и в прошлый раз, сжимая портфель. Тарусов указал на сей аксессуар: – Позвольте полюбопытствовать, Глеб Тимофеевич, что в нем? Верно, нечто ценное, раз не доверили супруге или падчерице. – Ну что вы. Всякие бумаги. После заседания собирался по делам, вот и прихватил… – Попрошу показать содержимое. Прокурор Гаранин удивленно перевел взгляд с Четыркина на Тарусова, потом посмотрел на судью, который тоже пребывал в замешательстве: – Дмитрий Данилович, свидетелей в суде не обыскивают. – Тогда после суда я попрошу это сделать начальника сыскной полиции. Мне известно, что в портфеле имеются облигации, возможно, имеющие отношение к рассматриваемому делу. – Это так, господин Четыркин? – спросил судья. Глеб Тимофеевич пожал плечами: – Конечно же, нет. – Тогда, может быть, удовлетворите любопытство защитника и покажете содержимое портфеля, – предложил Третенберг. – Раз просите… Четыркин щелкнул замком, достал газету, пачку папирос в жестяной коробке, коробку серников, черепаховую расческу и какие-то бумаги. – Вот, все что есть…. – Дозвольте мне заглянуть, – попросил Тарусов. Дмитрий Данилович быстро нащупал дыру в подкладке и вытащил пачку облигаций, перевязанных бечевкой, а также несколько листков, на которых были переписаны их серии и номера. – Позвольте посмотреть, – увидев знакомые листки, встала с места Мария Дмитриевна. Графиня вышла к свидетельскому месту: – Это почерк покойного батюшки, генерала Масальского. Облигации принадлежали ему, а после его смерти перешли к моему брату. Мой муж всего лишь опекун. – Я не знаю, как они попали в портфель. Мне их подкинули, – стал уверять ее Четыркин. – Всегда знала, что вы негодяй, – оборвала его Волобуева. Тарусов кинул победный взгляд на Лизу. Та поощряюще улыбнулась. По окончании заседания Дмитрий Данилович принимал поздравления – как и предполагал прокурор Михаил Лаврентьевич, процесс с участием поверенного Тарусова вызвал интерес и у публики, и у прессы. В коридоре стайка репортеров и завсегдательниц Окружного суда облепила Диди со всех сторон. С довольным видом он отвечал на вопросы и раздавал автографы. Сашенька всегда радовалась успехам мужа, но сейчас пребывала в смешанных чувствах. Да, победа, но какой ценой – подзащитный вместо грабежа подозревается теперь в убийстве. Нет! Подозревается – неудачное слово. Сбежав из суда, Урушадзе в нем расписался. |