Онлайн книга «Последняя из дома Романовых»
|
– Да какой же нынче бал, Ваше сиятельство? Никакого бала у нас нет, – удивился старый слуга. – ан есть, – с торжеством ответил граф. – Пятое число сегодня – ее день... Схоронили ее... В этот день она ко мне на бал каждый год приходах. И сегодня жду... Любила балы. Как же она любила балы! Непременно пожалует. – Да что ж вы, Ваше сиятельство... Алексей Григорьевич? – прошептал старый сержант. Граф посмотрел на испуганного старика мутными глазами. На мгновение сознание вернулось к нему. – Подать мое яблоко, сержант, – приказал он весело. Старый сержант заулыбался: он любил эту молодецкую шутку. Он достал из кармана заготовленное яблоко. Граф взял яблоко и легко раздавил его двумя пальцами. И счастливо засмеялся. – Что яблоко! Говорят, вы быка одним ударом прихлопнуть могли, – подобострастно сказал Изотов. – Да что быка! Я государя императора Петра Федоровича одним уда ром... – И бешеные глаза человека со шрамом взглянули на несчастного сержанта. Тот только перекрестился. И вновь глаза графа помутнели. – Что же мы тут... гости никак пожаловали? – И граф торопливо пошел к высоким дверям залы. Он широко распахнул двери и склонился в низком поклоне – Матушка государыня к холопу своему... А мы как раз про мужа твоего убиенного... да про «известную женщину» толкуем» Граф не договорил и вновь склонился в поклоне: – А вот и консул английский сэр Дик с распрекрасной супругой своей... много способствовал сей англичанин в поимке «известной женщины»... А вот и адмирал Грейг... большие заслуги и у него в этом деле были. Граф стоял один в пустой зале и бесконечно церемонно раскланивался с пустотой, встречая ушедшую эпоху. А сзади полумертвый от страха Изотов только приговаривал: – Ваше сиятельство. Ваше сиятельство... Но граф не слышал. Он видел, как в залу вошла она. Как тогда, на корабле, на ней был длинный черный плащ с капюшоном, надвинутым на лицо... Граф захрипел и упал навзничь на драгоценный паркет. К дворцу уже подлетали тройки. С визгом и хохотом соскакивали цыгане, удалые скоморохи да плясуны. Обезумевшие люди графа бестолково носились перед домом, разгоняя приехавших. Граф умирал. Умирал тяжело, в муках. Речь отказала – он хрипел. И глаза его наполнялись слезами. Он лежал на огромной кровати, под потолком, украшенным плафоном «Триумф Минервы»: аллегория триумфа императрицы Екатерины Второй в войне с турками. На стене висел парадный портрет императрицы: Екатерина со скипетром и короной. На столике у кровати лежал золотой медальон в форме сердца, осыпанного бриллиантами. Медальон был раскрыт, и внутри него улыбалась веста же императрица. Только трое во всей России имели право носить такой медальон. Два фаворита императрицы – Григорий Орлов и Григорий Потемкин. И он... Но сейчас этого никто не помнил, и никого это не интересовало. И старый медальон пылился на столе, и старый человек, окруженный императрицами, умирал в постели. Иногда он забывался. И в забытьи слышал собственный голос. И видел лицо деда, так напоминающее чье-то лицо. – Чье лицо? – прошептал он. И понял: его лицо... лицо старика, умирающего сейчас в постели. – Не всегда был я старый, внучек, – говорил дед, – молодой был, да отважный, да забиячливый. И за то прозвали меня товарищи Орлом. А Петр Алексеевич только Россией начал править. И мы – стрельцы – великий бунт против него учинили. Велено нам было голову сложить на плахе. Он видел... ...как поднимался его дед на плаху... как под ноги деду покатилась отрубленная голова казненного стрельца. И, с усмешкой взглянув на усталого палача, уже поджидавшего его с топором, дед, как мячик, откинул ногой отрубленную голову. И, засмеявшись, положил свою – под топор, на плаху. – Увидел царь – и понравилось ему бесстрашное озорство мое, – слышал он голос деда. – И помиловал он меня. Помни, внучек до конца имей надежду и смерти не бойся. – Смерти не бойся, – беззвучно шептали губы старого графа. Около постели графа сидела Анна, любимая, единственная дочь графа. Ее мать умерла сразу после ее рождения. Сейчас Анне исполнилось двадцать лет. Анна всматривалась в изуродованное страданием лицо графа. В глазах старика стояли слезы. Он о чем-то просил, что-то хотел сказать. Но она не могла его понять и только умоляюще шептала: – Что прикажете, папенька? – Сына просят, – сказал сзади Изотов, – за сыном велят послать. Старик умоляюще кивнул. – Пошлите за Александром, – сказала дочь и заплакала. И опять граф впал в беспамятство. И опять он видел деда своего – старого Орла. Они стояли перед дедом в ряд, пять красавцев гвардейцев, пять родных братьев. – Пять братьев вас, пять Орлов... Ты, Гришка, самый красивый, – подмигнул дед Григорию. – Но зато ты, Алешка... – И дед глянул на Алексея. – А ну, покажи нам... Привели быка. Черный, огромный, бык неподвижно стоял перед братьями. Алексей подошел к быку. Сжал пудовый кулак. И одним страшным, быстрым движением ударил быка меж рогами... Качнулся бык. Рухнул как подкошенный. Крик восторга вырвался у братьев. – Да, ты самый сильный, – шептал дед, – но ты и самый буйный, осторожки в тебе нет. Но на то, внуки, даден вам брат Иван. – И он ткнул в старшего брата. – Он самый хитрый, и он отца вам вместо. А Владимир да Федор – младшие, всем вам преданы. Одна душа и одна голова... Покуда вместе будете, никому вас не сломить! Императрица на потолке улыбалась. – Сломила... – слышал свой голос умирающий граф, – одна ты нас всех сломила. И он увидел императрицу совсем молодой великой княгиней на том балу. – Тогда все ночи танцевали, – усмехнулся старик, – Елизавета села на трон после переворота... Был он ночью устроен... И теперь по ночам боялась спать. И Петербург танцевал, танцевал до утра. Бал... бал... Они стояли в дворцовом зале – Григорий и Алексей, два красавца – высоченные, в блестящих гвардейских мундирах. – Ох, и хороша великая княгиня. Ей-ей, хороша! – шептал Григорий. Екатерина, танцуя, вдруг обернулась. – Отметила! – зашептал Григорий и совсем приник к уху брата: – Загадал, коли сейчас еще обернется... Ну, обернись, душа ты моя! И опять, танцуя, Екатерина мельком взглянула на братьев. И улыбнулась. – Моя будет, – прошептал Григорий. – Да ты в своем уме? – лукаво взглянул на брата Алексей. И восхищен но добавил: Ох, Гришка! Ну враг! Сущий враг! Торжественно раскрылись парадные двери. Вошла высокая, полная, немолодая дама в роскошном платье. |