Осторожно открыв дверь, он застал заспанную Синуэ, которая поднималась с кровати, расположенной в небольшом алькове в углу спальни. Бришен прижал палец к губам. Синуэ кивнула и повернулась на другой бок.
Ильдико спала на животе по центру кровати, наполовину уткнувшись лицом в подушку, явив его взору профиль, бледный, подобно простыне во мраке. Когда-то он назвал ее безобразной, сущей ведьмой. За исключением легкого румянца, так напоминавшего ему горьких моллюсков, Бришен находил ее одновременно неприглядной и чарующей. Неужто всего несколько месяцев назад его обуревали совсем другие мысли?
Глядя на нее сейчас, Бришен диву давался, как он мог считать Ильдико некрасивой. Хотя ее глаза по-прежнему раздражали, особенно, когда она сводила их к переносице, но он перестал сравнивать их с паразитами. В конце концов, это просто глаза, не похожие на глаза каи, но, тем не менее, по-своему завораживающие яркой радужкой и черными зрачками, которые сужались и расширялись в зависимости от освещения или эмоций.
Сейчас бездонные омуты были скрыты от него закрытыми веками, обрамленными бронзовыми ресницами. Серовек назвал ее красавицей, и Бришен не мог не заметить томных взглядов, бросаемых на Ильдико гаурской аристократией, приглашенной на их свадьбу. Он попытался посмотреть на нее глазами человека и потерпел неудачу. От пронзившей вспышки озарения Бришен не смог сдержать легкую улыбку.
Одной из самых сильных сторон его жены, которой он восхищался больше всего, была способность приспособиться к ситуации, при этом не утратив чувства собственного достоинства, значимости и принадлежности. Бришен больше не смотрел на нее глазами каи, но и не мог оценить ее как гаури, хотя сейчас это не имело никакого значения. Он воспринимал ее такой, какой она видела себя… просто Ильдико. Она не стремилась к большему, но для него супруга стала бесценным даром.
Бришен склонился, пропуская ее распущенные волосы сквозь пальцы. Ильдико что-то пробормотала во сне и перевернулась на спину, обнажив тонкие ключицы и очертания грудей под ночной сорочкой. Она лежала перед ним, озаренная игрой тени и света.
Ильдико не испугалась, когда он подхватил и поднял ее с кровати. Медленно приоткрыв глаза, она прижалась к его груди.
– Неужто уже настал вечер, Бришен?
Он поцеловал ее в макушку и, пройдя через покои, зашел в свою комнату, пинком закрывая дверь.
– Нет. Еще полдень. И в отличие от тебя я больше не в силах уснуть без тебя в моих объятиях.
Ильдико шлепнула его по груди ладошкой.
– Ты сам велел мне уйти.
Бришен крепче прижал ее к себе.
– Верно, и оказался прав.
Он забрался на постель, не выпуская ее из рук. Холодные простыни прижимались к ногам, а горячая Ильдико – к торсу.
Ее ладошка скользила по его плечу, шее, пока не обхватила подбородок. Темные зрачки поглотили синеву ее глаз.
– Секмис – мерзкая и злая женщина, Бришен.
Он запечатлел поцелуй на ее запястье.
– Не утруждай себя щедрыми комплиментами, жена. Ты никогда не сможешь заставить меня полюбить мою отвратительную мамашу.
Ильдико сонно рассмеялась. Ее веселье угасло в мрачном полумраке комнаты, в глазах промелькнуло сочувствие. Искра вмиг воспламенила желание, беспокойно бурлящее в жилах Бришена.
– Мой благородный принц. Ты… – Она нахмурилась, подыскивая правильное слово.
– Мертвый угорь? – Его руки сами пробежались по ее телу, изучая каждый изгиб под тонкой ночной сорочкой.
– Нет. Больше похож на ворона. Темный и элегантный.
– Ловкий мусорщик.
Ильдико забавно скривилась.
– Красивая птица. – Она шлепнула его по руке. – Перестань напрашиваться на комплименты, тщеславное создание.
Бришен перекатился, увлекая ее за собой, пока Ильдико полностью не оказалась под ним. Ее бедра раскрылись, и он опустился меж них. Они в унисон ахнули и замерли, от веселья не осталось и следа. Если до этого Ильдико не догадывалась о реакции его тела на нее – а она сама призналась, что не столь невинна и глупа, – то теперь знала наверняка.
Опершись локтями по обе стороны от ее головы, Бришен старался не давить всем телом. Ильдико смотрела на него, широко распахнув глаза и прерывисто дыша, вторя его собственному отрывистому дыханию.
Он поиграл с вьющимися прядками ее волос, цепляющимися за его пальцы точно паутина.
– Я не умею глаголить сладостные речи. Однако с первой нашей встречи был откровенен с тобой. – Боги, его мышцы дрожали, словно от холода, пока он пытался оставаться неподвижным и не прижиматься к ней слишком рьяно. – Я хочу тебя, Ильдико. Мечтаю слиться с тобой воедино. – Лишь тонкое темно-синее кольцо радужки сияло вокруг ее зрачков. Его голос охрип, а в груди зародился гортанный рык, который Бришен попытался сдержать. – Я никогда не принуждал партнершу к близости и никогда не стану этого делать. Если ты мне откажешь, я немедля остановлюсь и между нами не будет обид.
«Умоляю, – безмолвно взмолился он, не уверенный, кому именно молится: богам каи или неподвижной будто статуя, женщине, прижавшейся к нему, – не отказывай мне».
Ильдико пристально вглядывалась в его глаза потемневшим взглядом, будто что-то искала. Что бы она там ни нашла, выражение ее лица изменилось. Веки отяжелели, и она полуприкрыла их. Дыхание участилось, а губы приоткрылись, обнажив края верхних передних зубов. Едва осмелившись надеяться и испытывая головокружительную страсть, Бришен зачарованно наблюдал, как кончик розового языка скользнул по нижней губе.
Меж ними повисла тишина. Ильдико не сводила с него глаз.
– Что происходит? Что ты видишь?
Вопрос подействовал точно катализатор, разрушая чары, которые удерживали его завороженным, а ее в плену. Она раскрылась пред ним. Не только телом. Всей сущностью. Он чувствовал ее каждой клеточкой своего тела.
Обвив руками его шею, Ильдико наклонила голову, пока не прижалась губами к уголку его рта.
– Мой прекрасный муж. Я вижу сияние.
Бришен тихо застонал, когда ее губы завладели его ртом. Ильдико зарылась руками в его волосы, прижимаясь все ближе, скользя языком по чувствительной коже верхней губы, а потом по нижней. Бришен вернул ласку, игриво скользя по уголкам и краям ее губ, пока она не качнулась в его руках и стала неуклюже тереться бедрами о его бедра, когда они упивались вкусом друг друга.
Ильдико не целовалась как женщины каи. Ее требовательный поцелуй – изысканный танец покусываний и посасываний. Язык искал вход через барьер зубов, которые он крепко стиснул, сопротивляясь вторжению. Казалось, Ильдико забыла об остроте его клыков или просто перестала обращать на это внимание.
Бришен отстранился, несмотря на протестующие возгласы Ильдико. Он прижал палец к ее губам, кончик черного когтя едва касался вздернутого носика. В его легких будто не хватало воздуха.
