Растерянно посмотрев на блондина, я отстранилась. Аланнадиэль даже не думал удерживать меня. И от этого стало холодно и больно. Мельком глянув на его бессильно упавшие руки, еще недавно так нежно ласкавшие меня, я быстрым шагом подошла к столу, наполнила водой стакан и направилась к Филогиану.
Принц был бледен до синевы. Черты лица заострились. Под глазами залегли глубокие фиолетовые тени. А губы, наоборот, стали пепельными. Мимоходом отметив все это, я помогла Филогиану приподняться. И он жадно припал к воде. А допив все до дна, облизнулся и тихо шепнул:
– Извини, Алина, я не хотел причинить тебе боль. Но мне не нравится, что Ал тебе врет уже сейчас. Я уважаю твои чувства. И не стану больше навязывать свою кандидатуру в мужья, если ты того не захочешь. Но подумай, что было бы, если бы ты все это узнала тогда, когда помолвка или, еще хуже, брак уже был бы заключен?
Филогиан явно порывался что-то добавить. Вот только сил у него уже не осталось ни на что. Откинувшись на подушку, он прикрыл глаза. А через несколько секунд совсем по-детски уже посапывал носом.
Постояв несколько секунд над спящим Филогианом, я вздохнула, поправила ему одеяло и нерешительно повернулась к блондину. В душе у меня царила странная пустота. Помнится, я смотрела кино про вампира Эдварда. Была там одна сценка, шокировавшая и врезавшаяся мне в память: героиня, сильно постаревшая и подурневшая, рядом с юным и таким же прекрасным вампиром. Сердце словно чья-то ледяная рука стиснула. Как же так? Почему Ал промолчал про это? Ему, как и Эдварду, неважен мой внешний вид, важно что-то другое? Или он и вправду собирался жить со мной, пока я молодая и красивая? А смогу ли я так? Выдержу ли, когда начну стареть и дурнеть, всех молодых красоток, которые начнут виться вокруг моего блондина?
Силуэт Аланнадиэля начал таять и расплываться перед глазами. Но о том, что виноваты в этом слезы, я догадалась лишь после слов Ала:
– Не плачь, – с болью шепнул он, – не хочу, чтобы ты из-за меня расстраивалась! Я не говорил тебе об этой проблеме именно потому, что не хотел расстраивать. Хотел попробовать сам разобраться с этим препятствием. Все равно, даже если не получится разделить с тобой вечность, я без тебя жить не буду. Жизнь без тебя теряет всякий смысл! Филогиан прав: я недостаточно вампир, чтобы обратить тебя. И просить об этом никого не стану, это очень интимная процедура. Поэтому, либо я нахожу способ продлить тебе жизнь, либо мы проживем столько, сколько тебе отпущено демиургами…
Ожесточенно смахнув слезы ладонью, я горько усмехнулась. Еще десять минут назад я таяла от признаний Аланнадиэля. А теперь сердце от них же исходило кровавыми слезами. Кажется, яд слов Филогиана уже проник в мою кровь. Я не хотела ему верить. Но поверила. Наверное, потому что его слова были больше похожи на правду.
– А как же ты говорил, что по первому моему требованию отправишь меня в мой мир? – хмыкнула я. – Врал? Или врешь мне сейчас?
Аланнадиэль побледнел так, что лицо почти слилось по цвету с волосами. Поджав губы, он качнул головой:
– Я не лгал тебе тогда, не лгу и сейчас. Если ты решишь вернуться в свой мир, когда будет снят купол, я открою портал, чего бы мне это не стоило. Я люблю тебя, Алина, больше собственной жизни. Вечность без тебя мне не нужна. Но и навязываться, как Филогиан, не буду! – неприязненно выплюнул блондин и добавил: – Решать тебе: какую жизнь ты хочешь, где и с кем.
Мое сердце буквально рвалось на части от тоски, прозвучавшей в последних словах Ала. Но разум упорно подсовывал картинку, где я, состарившаяся, слепая и беззубая, еле стою возле такого же молодого и прекрасного Аланнадиэля. А вокруг так и вьются юные хищницы, никак не могущие дождаться моей смерти…
Стиснув кулаки так, что короткие ноготки впились в кожу ладоней до крови, я прошептала:
– Мне нужно все обдумать. Я не могу дать тебе сейчас ответ.
Глава 17
Наутро я проснулась в собственной постели, в бывших покоях королевских фавориток с тяжелой головой от жутких скребущих звуков.
Полежала немного, морщась от боли в затылке и висках, прислушиваясь к странному звуковому сопровождению. Создавалось впечатление, будто кто-то хотел выпилить, а скорее выгрызть в дереве дырку. Мыши, что ли? В этом проклятом замке всего можно ожидать.
Накануне Аланнадиэль, не слушая моих возражений и аргументов, с помощью левитации или магии, если угодно, переправил Филогиана из моей постели в его покои. Я нервничала, идя позади Ала и наблюдая, как принц драконов будто в цирке плывет по воздуху в горизонтальном положении, а края свисающего с него одеяла слабо развиваются будто крылья. Причем, меня больше волновало состояние блондина, чем принца. Ал только-только пришел в себя, а уже активно пользовался своими силами. Но едва я только об этом заикнулась, Аланнадиэль сквозь зубы процедил, что Филогиан больше в моей постели лежать не будет. А оттранспортировав принца в его собственную комнату, молча развернулся и ушел. Мне только показалось, что в его глазах мелькнула боль.
Гадкие звуки не прекращались. И я, вздохнув, вылезла из-под одеяла. Нужно разобраться, что здесь происходит, пока я не сошла с ума от головной боли.
Накинув халат и сунув ноги в иномирный вариант домашних тапочек, я затянула потуже пояс и поплелась к входной двери. Звук шел от нее.
Спустя несколько мгновений, распахнув входную дверь, я замерла от изумления: нижний внешний угол дверного полотнища был основательно подгрызен. А под противоположной стеной, чуть в стороне, очумело тряс головой Иверьян в образе смешного лупоглазого зверька. Очевидно, он пытался прогрызть себе проход, а я слишком резким движением застала его врасплох и ударом отбросила под стену.
Окинув взглядом мелкого вредину, я посмотрела на дверь. И у меня вырвалось:
– Вкусно хоть было?
Иверьян застыл и вытаращил на меня глаза. Впрочем, я сама обалдела от своей выходки. Но оно как-то само скатилось с языка. Вздохнув, покачала головой:
– Герцог, что за детский сад вы здесь устроили? Нет терпения дождаться, пока я проснусь и выйду из комнаты? И вообще, вам не кажется неприличным собственное поведение по отношению ко мне?
Иверьян отмер и демонстративно сложил передние лапки на пузике, почти по-человечески сев на задние. В огромных глазах ясно читалось: «Аланнадиэлю в образе кота с тобой можно было спать, а мне в образе невиданного зверя нет?» Я разозлилась и поджала губы:
– Вот, значит, как? Хорошо. Раз вы, герцог, считаете возможным, как шкодливый мальчишка вламываться в спальню чужой женщины, значит, я сочту возможным выпороть вас хворостиной! – Иверьян еще больше вытаращил и без того огромные глаза. Но меня уже несло: – Еще одна компрометирующая меня выходка, еще один ребячливый поступок, и я собственноручно выломаю в саду самый крепкий и длинный прут, который только найду. Изловлю вас за шкирку и выпорю по попе в присутствии всех домочадцев! Чтоб остальным было неповадно! Я ясно выразила свои намерения?