Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
Папа, по дороге кивнув мне, прошел мимо. Для этого ему пришлось обойти меня. Я так и остался стоять, чуть расставив руки, поэтому занимал много места. – Сережа, – сказал папа. Я обернулся. Сметанкин шел папе навстречу, руки он тоже распахнул на всю ширину, и теперь они с папой обнимались как чудом обретенные родственники. – Дядя Саша, как я рад, что ты пришел, – говорил Сметанкин. А папа говорил: – Сереженька, познакомься, это твоя тетя Лиза, дочка Сонечки. Тетя Лиза качнула свежекрашеной прической: – Сереженька, Александр Яковлевич о вас так много говорил! Они еще немножко пообнимались. У Сметанкина было лицо абсолютно счастливого человека. Мне сделалось его жалко. Может, он был бы не таким плохим родственником? Обнимая за плечи Сметанкина, папа гордо огляделся и заметил меня. – А вот мой и сын, – сказал он. В голосе его по-прежнему звучала гордость, скорее всего по инерции. – Мы встречались, – сказал Сметанкин дружелюбно. – Он у меня писатель, – сказал папа. Откуда он это взял? Но я протестовать не стал. – Знаю, – сурово сказал Сметанкин. – И его… – Папа запнулся, поскольку статус Рогнеды был для него не ясен. Еще бы, после всего, что она ему наплела. – Моя невеста, – сказал я. А вдруг на этом безумном сборище все сказанное становится правдой? – На самом деле я его стилист, – с холодной сверкающей улыбкой пояснила Рогнеда. Это Сметанкина не интересовало. Его интересовал папа. И тетя Лиза. И другие родственники. У Сметанкина была своя магия. Магия Рогнеды на него не действовала. – Вы сидите рядом со мной, дядя Саша, – сказал он папе, – и не спорьте. – Конечно, Сереженька, – согласился папа. – Там таблички расставлены. Сметанкин окинул взглядом холл, где кучками толпились гости. Я подумал, что лицо его опять изменилось: он стал похож на кого-то очень знакомого… старая фотография? Пятна света на дощатой поверхности столика? Мороженое из мокрой алюминиевой вазочки? Господи, он был точь-в-точь мой папа в молодости. С известными поправками, конечно. Но ведь этого не может быть. Он не имеет к нашей семье никакого отношения. Или Эмма Генриховна ошиблась? И он никакой не ее сын. Бывают же совпадения. Официант в черном пиджаке ловко продвигался меж гостей, держа на согнутой руке поднос с бокалами шампанского. Пузырьки отрывались от чуть матовых стенок, уходили вверх и пропадали в никуда. Я взял бокал шампанского и не глядя передал Рогнеде. Второй взял себе. Шампанское было холодным. И вообще неплохим. Тетя Лиза оживленно переговаривалась с супружеской парой: женщина с широким северным лицом и ее невысокий костистый лысоватый спутник. Красноярские родичи? Дети тети Аллы? Распахнутое небо за панорамными окнами медленно темнело, припухшие полосы облаков смыкались, словно нечувствительно срастались края операционных швов. Родственники немножко освоились и начали разбредаться по холлу. Такое броуновское движение, как обычно бывает в компаниях, где все чужие друг другу и пытаются найти хотя бы кого-то, с кем можно поговорить. За широкой приоткрытой дверью я видел огромный стол, накрытый крахмальной белой скатертью, на белых тарелках белые конусы салфеток. Вилки и ножи холодно блестели в свете люстр. Все это вместе напоминало о торжестве хирургии. Никаких трупов в канализационных колодцах, никаких бедных обманутых стариков, ничего. Разве что Левицкая с ним в сговоре, а это уж совсем невероятно. Мошенник не он, а я. Потому что я придумал ему родственников. Вызвал их из небытия. Вот они ходят по холлу, пьют шампанское. Тут в глаза мне ударил острый свет, и я сощурился. Какой-то тип, оказывается, бегал вокруг с зеркалкой. Ну да, нанятый фотограф. Чтобы запечатлеть встречу родственников для истории. Впрочем, вспышки загорались и гасли сразу в нескольких местах. То ли Сметанкин нанял целую свору фотографов, то ли набежали корреспонденты из местной прессы, с их природным сродством к халявной выпивке и сентиментальным новостным поводам. А тут такая удача – и то и другое сразу. По глазам ударила вторая вспышка. Похоже, фотографы начали потихоньку стягиваться в наш угол. Еще бы, мы с Рогнедой были самой колоритной парой. Один, с бейджиком «Пресса», вообще стоял с диктофоном наготове. Рука, держащая диктофон, блестела от пота. Если он такой нервный, почему выбрал эту профессию? Я пожалел его и сказал: – Да? – Вот вы, писатель… Писатель ведь? – Он радостно задвигал диктофоном, приноравливаясь к моему голосу. – Безусловно, – сказал я. – Трубка. Паркер. Видите, вот паркер. Кем я еще могу быть? Он неуверенно усмехнулся. Ему очень хотелось сделать материал. И чтобы дали поесть. Если можно. Похоже, фрилансер. – Как вам это… событие? – Романтично, – сказал я, – симптоматично. Символично. Родственные узы. Мистический брак городов. Союз Севера и Юга, можно сказать. Воссоединение. Я вижу это так. – Вы, наверное, используете этот сюжет в своих будущих произведениях? – Жизнь, – сказал я, – лучший сценарист. Такой сюжет… не осмелится выдумать ни один приличный автор. Потому что его обвинят в пошлости и потакании дешевым вкусам толпы. Вы меня понимаете? – Да, – растерянно сказал он. – Вот и хорошо, – сказал я, – пойдем, Рогнеда. Познакомимся с родственниками. Тетя Лиза продолжала беседовать с парочкой северных родственников. Она подносила к глазам платочек. И родственница подносила к глазам платочек. А родственник обнимал ее за плечи. – Семочка, – всхлипнула тетя Лиза, – познакомься, это Риточка, дочка тети Аллы. Так я и думал. Тетя Лиза на самом деле мне не тетя, а двоюродная сестра. Просто у папы и тети Сони была большая разница в возрасте. – Риточка, а это Сема. А это Риточкин муж Витя. Мы с Риточкой как раз говорим, как жаль, что тетя Алла не дожила до этого дня. – Да, – сказал я, – надо чаще встречаться. Папа стоял в секторе, сплошь освещенном фотовспышками, он был словно сухое дерево в грозу. Рядом с ним, рука об руку, стоял Сметанкин. Фамильное сходство отчетливо просматривалось. Репортеры вокруг них припадали на одно колено, точно вассалы. Витя, оказывается, тряс мне руку. Я высвободил руку и сказал: – Очень приятно. |