
Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
– Вах! – хором воскликнули слушающие. – Да, – степенно кивнул Гиви, – такое вот дело. Так с чего я начал? Ах да, царь той земли, что рассказал мне сию удивительную историю, пребывал сам в затруднении. Ибо когда узнал он о случившемся, то поспорил он со своими придворными – кем следует восхищаться более всего. И вот кто говорил – девушкой, кто – первым ее женихом, кто – ее молодым мужем! И так они ссорились и шумели, что позабыли про государственные дела, и все суды у них стоят, и все законы не исполняются, и вот попросил царь сей земли меня рассудить спор да и положить конец сему делу! Однако ж и я сам в затруднении. И вот хочу я попросить вас, о спорщики, в обмен на справедливый суд: не рассудите ли мою задачу – кто ж из замешанных в этой истории более всего заслуживает похвалы? Спорящие переглянулись. Потом один из них выступил вперед. – Мне кажется, девушка, – сказал он нерешительно, – ибо она осталась верна своей клятве и сумела соблюсти себя. А такое меж женщин бывает нечасто. – Я полагаю, о затруднившийся, – сказал второй, – что муж ее заслуживает наибольшей похвалы. Ибо он не дотронулся до нее, прежде чем первый жених не освободил ее от клятвы! Ну и первый жених оказался не менее великодушен, отчего я колеблюсь меж сими двумя, не зная, на ком остановиться! Да и разбойник-то, ежели вдуматься, девушки не тронул! Трудную загадку задал тебе тот царь, что верно, то верно! – Да что тут трудного? – отодвинув плечом говорящего, выступил третий. – Более всего я удивляюсь разбойнику! Ну, что тот юноша мог от выкупа отказаться, это еще понять можно, но вот чтобы разбойник мало того что пленницы не тронул, так и отдал обратно все деньги? Вот уж воистину чудо из чудес! – Благодарю вас, – солидно кивнул Гиви и прикрыл глаза. Кади какое-то время с надеждой наблюдал за ним, потом осторожно наклонился вперед и произнес: – Э? – Эх! – сказал Гиви. – Ну так слушайте мое решение, жители Ирама и ты, о кади! Первый из ответивших мне ныне когда-то пострадал из-за женского предательства и носит в сердце глубокую обиду на дочерей Евы, оттого и восхищает его женщина, сумевшая соблюсти клятву! Что же до второго, то женолюбив он не в меру и не в силах сдержать себя при виде женских прелестей. Вот и восхищается он теми, кто сумел не пойти на поводу у своей похоти, ибо сам на такое не способен! Что же до третьего, то… вели придержать его, любезный кади… третий, этот последний, с таким восторгом говорит о деньгах, которые он и не видел даже, не то чтобы в руках держал; так что же он способен сделать с деньгами, когда они попадут ему в руки? Этот их и взял. Вяжите его да и пытайте, пока не скажет он, где спрятал сии деньги! Спорящий задрожал и упал на колени. – Не надо! – выл он, подползая к Гиви и пытаясь обнять его ноги. – Я и так скажу! – А то, – мрачно произнес кади, тогда как люди из его свиты пытались удержать двух разъяренных спутников обвиняемого, яро машущих кулаками и изрыгающих проклятия. – Ну вот, – удовлетворенно произнес Гиви, – вы меня рассудили, и я вас рассудил, как и обещал. Надеюсь, все удовлетворены? – Ну?! – торжествующе провозгласил с престола Шендерович, озирая всех гордым взглядом. – Вах! – вновь воскликнули присутствующие. – На сегодня все, – отрезал Шендерович, видимо опасаясь, что лавина неразрешимых государственных дел окончательно погребет его под собой. – Все свободны. Придворные встали со своих мест, пятясь и кланяясь, перешептываясь между собой и многозначительно кивая. Джамаль, сощуривши глаза, задумчиво озирал нового правителя и его старого визиря. Шендерович звучно хлопнул ладонями по подлокотникам. – Вот и мы пойдем, – сказал он, поднимаясь во весь рост, – ибо чувствуем настоятельную потребность подкрепиться и отдохнуть от бремени государственных дел. А, мой визирь? – Как хочешь, Миша, – печально ответил Гиви. – Называй меня просто «повелитель», – разрешил Шендерович. И, рассеянно поглаживая изукрашенные подлокотники, заметил: – Интересно, а где сейчас сидит Лысюк? * * * – Что тебе, о Дубан? – спросил Шендерович, взмахом руки отпуская танцовщиц. – Я по делу Масрура, о повелитель. – Дубан пятился и кланялся, пока Шендерович вновь не махнул рукой. – Да ты садись! По-нашему, по-домашнему! Тут все свои. Гиви покосился на свирепых мамелюков с ятаганами наголо, стоявших у двери, однако ж возражать не стал. И почему это Миша их не прогоняет? Даже поговорить спокойно нельзя! Ишь как глазами вращают! Мамелюков он боялся. Хотя и понимал, что в принципе сие не подобает великому визирю Великого. Тем более что это были вроде как его собственные мамелюки, вернее, мамелюки Шендеровича. Девушек он тоже боялся. Девицы были разбитные, подмигивали ему и как-то развязно подвиливали задом, отчего Гиви чувствовал себя ужасно неловко. Он полагал, что в этих самых гаремах женщины, по крайней мере, знают свое место. Уважают мужчину. – Так что там с Масруром, – рассеянно спросил Шендерович, – голову напекло? Или растрясло в походе? – Ты, наверное, шутишь, о мой повелитель! – несколько озадаченно произнес Дубан. – Сей муж родился в седле… – Таки да? – заинтересовался Шендерович. – В переносном смысле, разумеется. Я хотел сказать, что он силен и крепок и столь незначительный поход для него не испытание. Однако же истощен он преизрядно и притом испускает чувствительные для знающих эманации, свидетельствующие о влиянии нечистой силы… Поначалу я даже подумал, что некий упырь – возможно, в облике летучей мыши, а возможно, в каком ином преотвратном обличье – прилетает по ночам пить горячую кровь, но, обследовав его, я не нашел никаких следов изъятия именно сией живительной субстанции. Иные следы все ж имеются, и эти следы свидетельствуют о присутствии иного создания ночи, не менее страшного и губительного, нежели гули-кровопийцы! Ибо далеко не все порождения нечисти питаются кровью! – И что ты имеешь в виду, о Дубан? – вопросил Шендерович, проявляя умеренный интерес. – Масрура гложет суккуб, – буднично пояснил звездозаконник. – Суккуб – это… – Не гуль, – проницательно отозвался Дубан, подметивший, что Шендерович не силен в современной демонологии. – Суккуб есть демон женского пола или же способный принимать женское обличье, мужелюбивый и сладострастный. Сия страсть служит ему для поддержания его собственных сил, тогда как могучие мужи силу теряют и неуклонно близятся к печальному концу… – Так, выходит, – оживился Шендерович, – наш доблестный эмир напоролся на суккуба? – О да! Причем препаршивого. Я погрузил его в транс и, задав несколько соответствующих вопросов, выяснил причину его страданий. Я говорю «в транс», поскольку в бодрствующем состоянии, он, разумеется, не открылся бы мне. |