Книга Аэростаты. Первая кровь, страница 12 – Амели Нотомб

Я встала и вышла. На улице я вспомнила о Пие. Доната не исключала, что я могла влюбиться в него, и не считала это бредом. Хотя я знала, что ничего подобного нет. Как доказать это самой себе?

Я вернулась. И застала профессора на том же месте, в прострации. Он не знал, что я его вижу. Он сидел, обхватив голову руками, с пристыженным видом. Как, он сказал, его зовут?

– Доминик!

Он вздрогнул и посмотрел на меня с испугом, который мне скорее понравился. Я подошла к нему и, не садясь, поцеловала его в губы.

– Почему?

– Вы просили меня подумать. Я подумала.

– Быстро вы думаете.

Я улыбнулась.

– Первый раз вижу, как вы улыбаетесь. Вы красивая.

– Пошли?

– А куда?

– Не знаю. Не сидеть же здесь.

Я сама удивилась своему поведению.

– Можно было бы пойти к вам. Но дома вас ждет жена, – сказала я безжалостно.

– Я в разводе, живу один.

– У вас есть дети?

– Нет. А у вас?

Его вопрос меня развеселил.

– Нет. Но у меня есть ученик, к которому я сейчас должна идти.

– Ученик по какому предмету?

Я вкратце объяснила.

– Сколько ему лет?

– Шестнадцать.

Я прочла в его взгляде беспокойство.

– Когда я вас увижу?

– Завтра вечером, – предложила я.

Он назначил мне свидание. Я вскочила в трамвай и видела, как профессор смотрел мне вслед, пока трамвай не исчез из виду.

– Вы сегодня какая-то странная, – заметил Пий.

– Вы странный всегда.

– Я, по крайней мере, каждый день странный одинаково.

– Мы здесь не затем, чтобы говорить обо мне.

– Вчера я сделал нечто невероятное. Прочел книгу по собственной инициативе.

– Браво! Расскажите.

– “Дьявол во плоти” Реймона Радиге.

– И к тому же выбрали шедевр. Горжусь вами.

– Это история мальчишки шестнадцати лет, который спит с девятнадцатилетней девушкой.

– Я в курсе. Вам понравилось?

– Очень. Мне нравится такая манера писать о любви, без патоки.

– Согласна с вами.

– И потом, это отчасти наша с вами история. Им столько же лет, сколько нам.

– Но в остальном у нас с ними нет ничего общего.

– Действительно, мы с вами не спим. А вы с кем-нибудь спите?

– Я не отвечаю на подобные вопросы.

– Я никогда еще ни с кем не спал.

– Прочитав “Дьявола во плоти”, вы теперь только об этом и думаете?

– Я об этом думаю днями и ночами.

– В вашем возрасте это нормально.

– Хватит строить из себя взрослую. Вы тоже об этом думаете.

– Разговор у нас начинался хорошо, вы прочли Радиге. Теперь все пошло куда-то не туда.

– Не нахожу. Роман, после которого хочется говорить о сексе, это классно.

– По-моему, вам не стоит ограничиваться разговорами.

– Согласен. Пошли ко мне в комнату? В конце концов, вы моя учительница. Научите меня.

– Я учительница литературы.

– Вот и научите как в литературе.

Я засмеялась:

– У вас в лицее девочек нет?

– Вы бы их видели!

– Да бросьте! Раскройте глаза. Наверняка среди них есть очаровательные, я уверена.

– Мне не нужен утешительный приз.

– Ладно. Пожалуй, нам стоит проветриться. Вы интересуетесь цеппелинами. Что, если нам сходить в музей авиации?

– Цеппелин в музее авиации в столице такой маленькой страны, как ваша? Пойду посмотрю в интернете.

– Нет. Пойдем посмотрим настоящие!

Я встала. Мой ученик неохотно последовал за мной. Я ликовала, воображая, как вытягивается физиономия отца на его наблюдательном пункте.

– Это далеко?

– В парке Пятидесятилетия. Мы поедем на трамвае.

Судя по всему, Пий ни разу в жизни не садился в трамвай. У него был такой же перепуганный вид, как если бы я согласилась на его предложение о сексе. Я купила ему билет.

– Как вы добираетесь до лицея?

– Отцовский шофер отвозит меня на “феррари”.

Я села рядом с ним. Он с опаской смотрел в окно.

– Брюссель – красивый город, – сказала я. – И вот что любопытно: нужна ясная погода, чтобы это оценить.

– Почему?

– Потому что почти во всех домах окна выходят на две противоположных стороны. Когда день солнечный, свет проникает через стекла насквозь. И кажется, что Брюссель весь выстроен из лучей.

– Вы путешествовали?

– Немного. Меньше, чем вы.

– Я не путешествовал. Меня часто перевозили в разные места, которых я так никогда и не видел.

– Тем более стоит увидеть Брюссель.

После нескольких пересадок мы вышли у парка Пятидесятилетия. Пий явно был потрясен грандиозностью сооружений. В музее авиации я спросила, есть ли у них цеппелины. Мне ответили, что есть две кабины, или гондолы.

Я гордо сообщила это Пию, он пожал плечами:

– Это как если бы я хотел увидеть “роллс-ройс”, а вы бы сказали: у них есть два салона.

– Лучше, чем ничего.

– И потом, это музей армии, а вовсе не авиации.

– Вам должно понравиться. Вы же увлекаетесь военными делами.

Гондолы оказались впечатляющими. Они были потрясающе устроены внутри – как музыкальные шкатулки.

– А что бы вы сказали, если бы увидели цеппелины целиком! – пробурчал Пий.

Несмотря на его скептическую гримасу, я заметила, что он осматривает гондолы очень увлеченно. Я представила себе его за штурвалом в одной из них; он, видимо, тоже об этом подумал, потому что вдруг воодушевился, а когда раздался звонок, оповещавший о закрытии, помрачнел.

Из чего я заключила, что экскурсия ему понравилась. Мы сели на трамвай и поехали домой.

– Вы сегодня другая.

– Это потому, что вы первый раз видите меня вне дома.

– Нет. Вы были другой, уже когда пришли.

Я воздержалась от комментариев.

На завтра Грегуар Руссер атаковал меня с места в карьер. У себя в кабинете он не предложил мне сесть.

– Вы можете объяснить, что вчера произошло?