Книга Лекарь Империи 3, страница 17 – Александр Лиманский, Сергей Карелин

Через двадцать минут в небольшом кабинете заведующего неврологией Алина чувствовала себя генералом перед решающей битвой. Она знала, что ее теория безупречна. Она звучала логично, научно и, что самое главное, возвращала растерянным Мастерам-целителям почву под ногами.

— Коллеги, — начала она свое выступление, чувствуя на себе взгляды Сердюкова, Шаповалова и еще пары мэтров, — я прошу прощения за свою настойчивость, но я уверена, что мы упускаем главное. Давайте отбросим редкие инфекции и вернемся к основам. Системный васкулит…

Она говорила блестяще. Ее слова были как точные удары скальпеля, отсекающие все лишнее и обнажающие суть проблемы.

Когда она закончила, в кабинете повисла тишина. Шаповалов посмотрел на Сердюкова.

— Твой пациент, Аркадий Львович. Тебе и решать. Но, по-моему, звучит убедительно. Гораздо убедительнее, чем другие теории.

Сердюков не ответил сразу

Он сидел, сцепив пальцы, и смотрел в одну точку. С одной стороны, теория Борисовой имела смысл.

Но с другой стороны, он еще слишком хорошо помнил горящие уверенностью глаза адепта Разумовского. Его теория про аквариум и редкую микобактерию тоже была блестящей и все объясняла.

И она с треском провалилась, ударившись о стену лабораторных анализов. Где гарантия, что и эта, не менее красивая, теория Борисовой не окажется таким же пшиком?

А лечение васкулита — это агрессивная иммуносупрессия, которая сама по себе может убить ослабленного пациента.

Но что им оставалось? Смотреть, как Шевченко угасает?

Он поднял свой уставший взгляд.

— Назначать лечение на основании одной лишь гипотезы… это рискованно.

— А не делать ничего — это не риск? — резонно возразил Шаповалов. — Это гарантированный летальный исход.

Сердюков тяжело вздохнул. Шаповалов был прав. Это был отчаянный шаг. Прыжок в темноту. Но это был единственный шаг, который они могли сделать.

— Начинайте лечение по протоколу системного васкулита, — наконец произнес он, и в его голосе не было ни капли энтузиазма, только глухая усталость. — Терять нам уже нечего.

Алина Борисова едва сдерживала торжествующую улыбку. Она победила.

Она не просто унизила Разумовского. Она сделала это на его же поле — в диагностике. И сделала это блестяще. По крайней мере, так ей казалось.

Она не поняла, что Сердюков согласился не потому, что поверил в ее гениальность, а потому, что у него просто не осталось других вариантов.

* * *

Я шел в ординаторскую с чувством выполненного долга. Первый этап был пройден. Настоящий образец был в лаборатории, и теперь оставалось только дождаться официального заключения, которое подтвердит мою правоту.

В ординаторской находился только Семен. Он сидел за столом и с тревогой смотрел на дверь. Увидев меня, он тут же вскочил.

— Илья! — его голос был взволнованным. — Тут такое произошло!

— Спокойно, Семен. Рассказывай, — я сел за свой стол.

— Борисова! — выпалил он. — Она только что была здесь! Она подошла к Шаповалову, они о чем-то долго говорили, а потом… потом он забрал ее на какой-то консилиум в неврологию! Я слышал, как она убеждала его, что у пациента Шевченко какой-то там… васкулит!

Я нахмурился.