Книга Мольберт в саду Джоконды, страница 65 – Антон Леонтьев

– Прошу вас положить мобильный вот сюда, – произнес он, указывая на старинный треножник, стоявший в углу коридора. Проследив, как я это делаю, месье накрыл чан крышкой и сказал:

– Так-то лучше! Не надо никаких фотографий, геолокаций и записанных разговоров. Только после вас!

Он снова пропустил меня вперед, я прошла по коридору, и мы остановились перед изящными высоченными дверями, которые месье снова открыл при помощи своего перстня, и мы вступили в огромный круглый зал, служивший одновременно библиотекой на двух уровнях и выставочным залом.

Мое внимание привлекли стенды с различными экспонатами, явно из коллекции Шахрияра. На какое-то время я забылась, рассматривая диковинные рукописные миниатюры, а когда подняла глаза, то увидела, что месье, забравшись на приставную лестницу, снимает с полки, расположенной метрах в четырех от пола, какой-то солидный фолиант.

– Вот, посмотрите, что у меня еще есть! Думаю, на вас это произведет впечатление.

Я же, чувствуя, что у меня внезапно закружилась голова, уже знала, что он спешит показать мне – один из вариантов первопечатной, конца пятнадцатого века, Библии Иоганна Гутенберга.

Тот самый, оригинал которой четыре года назад приобрел мой босс и который три года назад был заменен на искусную подделку и продан коллекционеру-библиофилу из Австралии.

– Раритет, не так ли? – спускаясь ко мне с поистине дьявольской улыбкой, заявил месье. – Мне посчастливилось приобрести ее после смерти владельца из Сиднея у его наследников, минуя аукцион.

Голова у меня закружилась еще сильнее.

– Впрочем, мадемуазель, этот раритет никак не мог оказаться на аукционе, и знаете, почему? Потому что он уже был куплен на одном из них четыре года назад вашим боссом, месье Воротыйло, и до сих пор является украшением его коллекции!

Мне сделалось дурно, а Шахрияр, откладывая Библию в сторону, произнес:

– На вас лица нет, мадемуазель Мона. Ах, какой же я плохой хозяин. Ну да, все дело в том, что я так редко принимаю у себя гостей, в особенности таких очаровательных, как вы. Увы, напитков я здесь, в своем подземном хранилище, не храню: здесь поддерживается постоянный уровень влажности, столь необходимый экспонатам моей коллекции. Но могу предложить иранскую халву! Отведаете?

Я отказалась, потому что в горле у меня пересохло и халва, которую я и так не особенно люблю, наверняка бы застряла у меня в горле. Я могла ею подавиться, как всего несколько часов назад мой босс, и меня пришлось бы реанимировать на месте.

Не думаю, что месье Шахрияр с этим справился бы и что у него имеется под рукой дефибриллятор.

Хотя кто знает.

– Точно не хотите? – произнес с явным огорчением хозяин дома, протягивая мне огромное золоченое (или, не исключено, золотое) блюдо, на котором стройными рядами лежали кусочки разных видов халвы. – Мне поставляют от лучшего производителя халвы во всем Иране! Знаете, я покинул мою родину много десятилетий назад, говорю по-французски лучше, чем на фарси, живу в Сен-Клу, однако не могу прожить без настоящей иранской халвы.

И он с явно большим аппетитом проглотил один за другим два кусочка.

– Кстати, почему родители назвали вас Моной? – спросил он, вдруг решив свернуть со скользкой темы поддельных предметов искусства на светскую беседу.

Я пояснила: