Книга Операция спасения, страница 34 – Сергей Иванович Зверев

Ну вот и все — на улицах стали появляться люди, открываться магазины. Значит, закончился комендантский час и можно идти в город. Сашка выбрался из оврага, отряхнул куртку, вытер ботинки травой и не спеша двинулся по крайней улице. Вот и главные ориентиры, о которых говорила Анна: справа магазин похоронных товаров, слева в конце улицы здание костела. Значит, через два перекрестка нужно повернуть направо, и он выйдет к рынку.

Стараясь не крутить головой, Сашка внимательно наблюдал за рынком. Не появятся ли фашисты, нет ли излишне любопытных людей, которые могут быть агентами гестапо. Хотя он, конечно, с трудом представлял, как могут вести себя агенты гестапо и что собой представляет эта гитлеровская структура, но все же вести себя старался незаметно для окружающих. Рынок жил своей жизнью. Кто-то торговал за прилавком, кто-то со своим товаром толкался среди людей. Продавали все, что имело хоть какую-то ценность. И продукты питания, и одежду, и всякую необходимую в быту мелочь — нитки, пуговицы, отрезы материи, плотницкий и слесарный инструмент. Даже живую птицу и свежую рыбу, выловленную в Висле или окрестных небольших прудах и озерах.

Сердце сжалось и наполнилось теплотой, когда Сашка увидел Агнешку — своего доброго ангела-спасителя Анну Кораблеву. Молодая женщина шла с большой сумкой, которая висела на ее руке, по рынку. Она приценилась к каким-то тряпкам, останавливалась у прилавка с хрусталем. Потом поторговалась и купила пару чулок у немолодой дамы в пальто с меховым, побитым молью воротником. Сашка посмотрел на навес обувщика. У мастера пока не было ни одного клиента, и он занимался починкой какой-то обуви, которую ему оставил хозяин. И вот Анна захромала, присела на корточки, потом выпрямилась, озираясь. Теперь она, чуть припадая на одну ногу, двинулась к навесу мастера. Канунников решил, что и ему пора тоже двигаться в том же направлении.

Ничего подозрительного не было. Вот уже и Анна поговорила с мастером, и тот усадил ее на стул под навесом, подставил под ногу низкую табуреточку и помог снять с ноги молодой женщины одну туфлю, стал осматривать каблук. Канунников положил руку себе на грудь, с волнением ощутив под курткой бумажный сверток с деньгами. Он шел не торопясь и смотрел на Анну. Ему было важно, чтобы она увидела его. Но молодая женщина не смотрела по сторонам. Она поставила сумку рядом с собой на второй стул и наклонилась к мастеру, показывая ему что-то на своей обуви. Тот кивал, соглашаясь. И в этот момент Сашка, проходя мимо навеса мастера, чуть присел и тут же опустил в женскую сумку пакет. Все, нужно уходить! И все же он не удержался и обернулся, когда отошел метров на двадцать. Анна снова сидела спокойно и ждала, когда мастер починит ее туфлю. Сумка снова стояла на ее коленях. Рынок жил своей жизнью, и никому здесь не было дела до того, что двумя людьми только что был сделан шаг на пути спасения из концлагеря дочери их друга.

Яноша знали почти все охранники. Многие из них служили здесь с самого основания лагеря. Все знали, что с поляком лучше дружить, потому что в город свободно могли выбраться в основном офицеры, а нижние чины сидели в лагере месяцами, не видя ничего, кроме узников и лиц таких же, как и они, охранников. А общительный поляк мог привезти и хорошие сигареты, и выпивку. Многие младшие офицеры в подразделениях обслуживания и охраны боялись вшей, которые, несмотря на проводимую обработку одежды узников и помещений, где они спят, все же появлялись. Часто офицеры, да и нижние чины старались приобрести шелковое нижнее белье, в котором вошь не могла жить. И снова обращались к Яношу, который мог достать все. Поссориться с Яношем было опаснее, чем попасть под горячую руку коменданта. Как-то один ефрейтор из батальона охраны решил досконально досмотреть машину поляка. Не понравилось ему положение некоторой зависимости от местного шофера. Решил, так сказать, показать свою власть. После этой выходки ефрейтору пришлось писать рапорт о переводе. Его же товарищи не простили ему такой выходки, ведь Янош сразу перестал привозить обещанное, замкнулся в себе, но вскоре отошел, когда ефрейтора убрали с поста у ворот.