Книга Операция спасения, страница 63 – Сергей Иванович Зверев

Когда железные ворота завизжали, открываясь, один из пленных, бывший капрал со шрамом через щеку, крикнул что-то хрипло по-польски и бросился на ближайшего эсэсовца. Это был не боевой клич, а вопль загнанного зверя. Десятки тел ринулись за ним, скелеты в остатках воинской формы, внезапно ставшие ураганом. Руки, привыкшие к кандалам, впились в горла, вырывали винтовки, били камнями, зубами, ногтями. Один из конвоиров, оглушенный, упал, и его оружие на миг оказалось в руках седого майора, успевшего сделать два выстрела, прежде чем очередь из «шмайсера» срезала его.

Но неподготовленный бунт длился всего несколько минут. Пулеметы на вышках стали захлебываться свинцом, рассекая толпу. Те, кто рвался к арсеналу, падали, сраженные в спину. Юноша с перевязанной головой, успевший схватить гранату, взорвал себя и двух охранников — последний аккорд сопротивления. Когда смолкли выстрелы, земля у ворот была усеяна телами в рваных польских шинелях, а дым смешивался с туманом.

Осатаневшие эсэсовцы, перевязывая раны, добивали раненых выстрелами в затылок. Никто из поляков не просил пощады. Последним погиб тот самый капрал: истекая кровью, он дополз до обрывка красно-белого флага, валявшегося в грязи, сжал его в кулаке и держал так, пока офицер в черном мундире не наступил сапогом на его руку, прицелившись в висок. Никто из узников в лагере не знал, что это были за шум и отчаянная стрельба где-то неподалеку. Многие решили, что это был просто массовый расстрел узников. Только воронье, кружившее над воротами, знало, что здесь на миг вспыхнула и погасла ярость тех, кто предпочел короткую светлую свободу рабскому существованию.

Сашка со стоном опустил лицо на руки и лежал так. Романчук, стиснув зубы, продолжал смотреть на результаты побоища. Он прекрасно знал, что сейчас чувствовал его молодой друг, что творилось в душе у лейтенанта, который прошел через подобный ужас. Прошел и выжил, один из многих десятков людей, попробовавших вырваться на свободу. Только Канунников сейчас думал о советских военнопленных, оказавшихся в этом лагере, а его командир еще и о своей дочери. И сейчас ему страшно было оттого, что в бинокль он не видел среди женщин, работавших на птичьей ферме за проволокой, Светланы. Снова и снова он прикладывал бинокль к глазам, но все было тщетно. Светланы там не было.

А Светлана там и не могла быть. Еще утром у одной из женщин, спавшей неподалеку от Светланы, вдруг случился приступ. Ее стала бить дрожь, и женщины, в том числе и Светлана, оказавшиеся рядом, попытались укрыть несчастную, посчитав, что она заболела, что у нее озноб от температуры. Но дрожь быстро переросла в судороги, которые выгибали тело польской женщины, на ее губах появилась пена. Светлана, которая немного знала правила оказания первой медицинской помощи, многому научившаяся у своей матери, бросилась помогать. Она своей косынкой стала очищать рот несчастной, чтобы та не захлебнулась, попыталась вытащить западавший в горло язык.

Прибежавшие на шум надзирательницы-немки застали уже самый финал. Несчастная умерла, несмотря на все старания Светланы. Надзирательницы стали расспрашивать, что здесь произошло. Несколько женщин стали рассказывать и показывать на Светлану. Старшая надзирательница подошла к девушке и концом палки подняла за подбородок лицо узницы.