Онлайн книга «Операция спасения»
|
Наконец осмотр закончился. Одной женщине приказали одеться, и ее куда-то увели. Остальным велели обуть свои ботинки и, не разрешив одеться, вывели из здания на улицу. Женщины съежились от холода, но надзирательницы погнали их ударами палок и криками в соседнее здание. Здесь оказались душевые. Господи, какое же это было наслаждение: включить горячую воду, стоять под ее струями, а потом, взяв полученный маленький кусочек мыла, вымыть голову, тело, соскрести с себя грязь, ощутить, как снова стало дышать разогретое от горячей воды тело. И, что удивительно, никто женщин не торопил. После мытья всех вывели в раздевалку, где женщин ждали не полосатые платья, а вполне приличные серые платья с матерчатыми поясками. Теперь женщины больше стали похожи не на узниц лагеря, а на заключенных какой-нибудь женской тюрьмы. Кроме платья и косынки им полагалось нижнее белье и чулки. Стираные, ношеные, но чистые и целые. И только теперь, после короткого инструктажа, Светлана наконец поняла, что их ждала работа в медпункте в качестве младшего медицинского персонала. В их задачу входило оказание первой помощи при травмах. Пострадавших будут приводить или привозить сюда. А также они должны были выдавать лекарства по предписанию врача. Жить женщины должны были в этом же здании, только вход в их помещение для сна находился с другой стороны. Вся оставшаяся часть дня проходила в объяснениях и тренировках. Никто не жалел несчастных. Их нещадно били по лицу за каждую ошибку, за то, что кто-то не запомнил процедуру. Хотя Светлана догадалась, что здесь собрали всех, кто хоть что-то понимал в медицине. Наверняка многие в прошлом были медсестрами, санитарками в больницах. Вечером, когда узниц заперли в спальном блоке, они стали негромко переговариваться, радуясь, что им повезло. Работа физически не очень тяжелая, в тепле, и питание здесь лучше, чем у рабочих на производстве. Светлана лежала на железной кровати на настоящем матраце, пусть на серых, пропахших карболкой, на настоящих простынях. Она была чистая и должна была бы радоваться, что у нее повысились шансы выжить, хотя она не знала, каким образом. Немцы вряд ли кого-то выпустят из лагеря. Она даже не слышала, что такое случалось. Все знали, что попасть сюда означало исчезнуть навеки. И выжить — означало прожить дольше других. Может, на год, может, на два. Хотя большинство узников не загадывали так далеко. Слишком тонка была грань между блоками, где узники использовались на производстве, и блоками смерти, куда переводили для того, чтобы уничтожить. Газовые камеры и печи крематория работали круглосуточно. Светлана лежала и думала об отце, о маме, о своем братишке Игоре. Что с ними, как они там? Неужели все вместе с папой еще здесь, в Польше? Не важно, хоть бы они были в безопасности, хоть бы им ничего не угрожало. Как же хорошо было бы увидеть папу, знать, что он думает о ней, ищет ее. И потом записка, написанная рукой каждого из родных, и надежда всколыхнулась внутри. Но прошло время, и девушка поняла, что это всего лишь весточка из другого мира, а ей уже никогда не выбраться из этого ада. И она заплакала. Тихо, без звука. Просто у нее потекли слезы, лицо сводило судорогой от душевной боли, страха и безысходности. От самого страшного, просто жуткого слова «никогда» у нее все стонало внутри. Никогда не покинуть этот лагерь, никогда не выйти за колючую проволоку, никогда свободно не пройтись по обычной городской улице, никогда не увидеть и не обнять родных, свою семью. Страшно! Страшно осознавать, что ты умрешь здесь, в этих бараках, за этой проволокой и очень скоро. Что у тебя нет будущего, что для нацистов ты всего лишь мусор, который нужно убирать с улицы, из-под ног и ссыпать сюда. И пока мусор приносит пользу, он живет, а потом последняя польза — это пепел от твоего сожженного в печи тела, который пойдет на удобрение. Господи, как же страшно ждать, холодея внутри, этого! Ждать, что за тобой вдруг придут и отведут в блок смерти, и откроется дверь газовой камеры, и ты знаешь, что это твои последние шаги, что назад тебе не выйти уже никогда! |