Книга Дети Антарктиды. 200 дней, страница 20 – Даниил Корнаков

— Ну а потом мне назначили суд, но до него так и не дошло, буквально через три дня началось Вторжение, и я вдруг освободился досрочно. — Он сел на край койки и с ухмылкой взглянул на Матвея. — Вот и сказочки конец.

— Ты не знаешь, что в итоге произошло с ним? С этим Гришей?

— Как же, знаю. Сдох он от мерзляков, не иначе. А я вот уцелел, и заодно получил хороший урок, который до сих пор помогал мне выживать.

Матвей хотел было узнать, какой же это урок, но дверь камеры отворилась и внутрь зашли двое охранников. Один из них велел Матвею заканчивать с разговорами и отправляться домой.

— Полагаю, тебе пора идти, — сказал Юдичев, вновь устраиваясь в койке поудобнее. — Эй, кто-нибудь из вас верзил снимет эти чёртовы наручники? Мне что, дрыхнуть всю ночь с вытянутой рукой⁈

Матвей хотел задержаться и ещё поговорить с заново открывшемся для него Максимом Юдичевым, но строгие взгляды охранников преждевременно убедили его, что этому не бывать.

Нехотя он встал со стула.

— Будь добр, скажи этим кретинам, чтоб сняли наручники. Ты же вроде учишь язык? Я вот ни черта не понимаю из этих рычаний.

Матвей исполнил его просьбу, указал на наручники и попросил снять их на эту ночь. Один из охранников недовольно фыркнул и направился к Юдичеву, звеня ключами в кармане, другой в это время приготовил винтовку.

— Эй, Матвей, — окликнул Юдичев, когда он стоял возле дверей. — Как по ихнему будут слова извинений, знаешь?

Собирателя вопрос Юдичева на мгновение поставил в тупик, заставив задуматься.

— Beklager, кажется, — ответил он.

— Беклагер? — уточнил Юдичев.

Охранники молча переглянулись, уловив в иностранной речи знакомое слово.

— Да.

Ему освободили руку и он стал потирать красное запястье, приговаривая:

— Беклагер, беклагер, беклагер…

* * *

Утро следующего дня выдалось особенно прохладным.

Сборище из порядка двух сотен людей полукольцом обступило каменистый берег, образовав достаточно место для будущего поединка. Слышалось усталое бормотание, шелест трущихся ладоней и частые зевки.

Семерых гостей с далёкого юга, собравшихся в кучку, местные обошли стороной, и с высоты птичьего полёта, если присмотреться, живое полукольцо обзавелось небольшой брешью.

— Почему напортачил Юдичев, а виновной себя чувствую я? — пожаловалась Надя, настороженно поглядывая на шушукающихся за спиной светловолосой ребятней.

— Не ты одна, — подхватила Арина.

— Как думаешь, есть у него шансы? — спросил Матвей, стоявшего рядом Лейгура.

Толпа с левой стороны расступилась, и на берег вышел Густав Нильсонн, чьё крепкое телосложение и высокий рост хорошо подчеркнула одна из гор на дальнем противоположном берегу. Он размял мясистую шею и закатал рукава куртки, обнажив волосатые ручища. При свете полярного солнца он показался Матвею раза в два выше, нежели в потёмках городского бара.

— Не-а, он точно покойник — послышалось мнение исландца.

Затем настала очередь Юдичева. Его вывели с противоположной стороны от его соперника те самые двое охранников, дежурившие возле его камеры всю ночь. На капитане висела его потрепанная куртка с потёртыми рукавами с выглядывающими из-под них худыми пальцами. Неряшливая борода обзавелась колтунами, волосы растрёпаны.

— Да, ему точно конец, — подхватила Надя слова Лейгура, взглядом оценивая двух бойцов. — Этот громила его в землю одним мизинцем втопчет.