Книга Огни Хафельберга, страница 222 – Софья Ролдугина

Отряхнув руку от крошек, Мартель наклонился к альбому, стараясь смотреть только на фотографии. Не на ульрике, не на… Эту тоже вытащи. Вроде похож. На обороте ничего не написано?

Написано.

Сейчас. Палец вдруг прострелило болью, и Марцель инстинктивно тряхнул рукой. Зажигалка погасла и улетела куда-то в темноту. — Чёрт! Отвлёкся и обжёгся! Твою ж мать! — ругнулся Марцель под нос и зашарил руками по покрывалу, затем по каменному полу. Всё учащающиеся в сполохе молний озаряли пространство синеватым светом, но это скорее мешало, глаза не успевали толком привыкнуть к темноте.

Расслабься! — ровным голосом посоветовала Ульрике. Судя по звуку, она за перила улетела. — А что за звук был? — Никакого. — А-а-а, — Марцель не сразу сообразил, — чёрт, неудачно. Получается, зря обжёгся. — Сильно болит? — Ну, не очень. Ульрик я вдруг потянулась через плед, осторожно перехватила руку Марцеля и потянула на себя, заставляя наклониться.

На обожжённой коже тёплое дыхание чувствовалось до отора пиярка. — Оближет палец, или… А она улыбнулась и легонько подула. — У кошки поболи, у собачки поболи, а у мальчика заживи, — сказала торжественно и тихо, как будто настоящее заклинание читала. Самое смешное, что боль вправду прошла. Марцель поперхнулся нервным смешком.

Ты ведь меня опять разводишь, да? — Неа. Руки у лирики были горячие и сухие, а голос хриплый. — Сейчас нет. Воздух на вдохе щекотал небо. Громыхнуло вдруг совсем близко, прямо над головой, и на город обрушился проливной дождь. Стеной, как в тропиках, полностью отрезая от мира. Марцель не увидел, но почувствовал, что Ульрике закрывает глаза и не смог удержаться.

Она даже не разрешала, предлагала.

Рискнешь или нет?

Марцель рискнул. До этого поцелуи были глупые или пьяные, или и то, и другое вместе, но сейчас он словно заразился этим навязчивым правильно от ульрики. Выпрямился, становясь на колени, навис над ней, запустил обе ладони в волосы, слегка поглаживая затылок кончиками пальцев, заставил запрокинуть лицо и поцеловал.

Сначала неощутимо, едва касаясь, потом на секунду прижался плотнее, отпрянул, впитывая всеми телепатическими рецепторами ее ощущения и желания, снова склонился и очертил контур губ языком, обжигаясь призрачным послевкусием красного перца. Ульрикия прерывисто выдохнула, и он прижался плотнее, щекочая языком десны. Опять тот же вкус перца, чертова пицца, надо было брать что-нибудь сладкое, черт, черт.

Прикусил слегка губу и отстранился. Дыхание безнадежно сбилось, как у осматика. Ты ведь серьезно? Он не различал уже ток крови в висках и шум дождя. — Не издеваешься? — обмякнув, Ульрике уткнулось лицом ему в плечо. — Это ты издеваешься, — прошептала еле слышно, но каждое слово гудело в ушах, как подводный колокол.

Она забралась руками под свитер Мартеля и начала беспорядочно оглаживать ладонями спину, бока, поясницу, горячие-горячие ладони, жесткие, почти по-мальчишески.

Красивый, такой красивый и чистый!

И в мыслях у нее был сплошной Марцель — обнаженный, тяжело дышащий, с неприлично искусственными губами, в пустой белой комнате со связанными за спиной руками. У него вырвался смешок. — Ты забыла, кто здесь монстр? — выдохнул Марцель ей в макушку. Ульрик я царапнула ему спину ногтями. «После трёх обломов я обязан отыграться.