Книга Кофе и полынь, страница 76 – Софья Ролдугина

— «Конни», — вспомнила я тут же, потому что вся та воображаемая сцена до сих пор являлась у меня перед глазами, стоило только упомянуть рассказ бедной девушки. — Подруга позвала мисс Белл по имени, а убийца на другом конце телефонного провода услышал это и повторил: «Конни».

— Совершенно верно, — кивнул Эллис. — И знаете, что? У мистера Гибсона дочь зовут Корнелией. Точнее, звали: бедняжка умерла почти десять лет тому назад. Чудовищная трагедия, самоубийство во цвете лет, даже газеты писали об этом. Я нашёл выпуск «Бромлинских сплетен» с крошечной заметкой. А ещё, — он сделал паузу, — я отыскал запись в церковной книге. Запись о рождении девочки по имени Корнелия Гибсон. Родители — Альберт Гибсон и Гризельда Петерс-Гибсон… Ничего не напоминает?

Это было так очевидно, что я даже засомневалась в правильности ответа.

— Пожалуй, имена звучат несколько… по-алмански.

— Верно! — и Эллис рассмеялся. — Да, именно так. Больше детей у них не было или, по крайней мере, в этой церковной книге их не записывали. Итак, у Гибсона была дочь по имени Корнелия, она трагически погибла, и именно в память о ней он носит траурную печатку из оникса с девичьим профилем-камеей. А знаете, как сокращается по-алмански имя «Корнелия»?

— «Конни»? — осторожно предположила я.

— И снова верно. А теперь вопрос, Виржиния. — Эллис заговорщически понизил тон. — Если безутешный отец вдруг услышит домашнее имя своей покойной дочери, то какова вероятность, что он неосознанно повторит его вслух?

Я сомкнула ресницы, воспроизводя в памяти рассказ телефонистки.

«…А потом и впрямь грянул гром. То есть выстрел. Раз, два, три, четыре — четыре раза. Я, признаться, остолбенела, так и замерла с кабелем в руке… Моя подруга, которая работала рядом, верно, испугалась за меня, и закричала: «Конни, Конни, что с тобой?» — и взяла меня за рукав… А потом там, на том конце, голос громко спросил: «Конни?» — это был голос не графа, а… а… того, второго».

— Значит, вы думаете, что мистер Гибсон и был тем «вторым», которого упоминала мисс Белл? — растерянно произнесла я. — Тем, кто присутствовал при смерти графа…

Выражение лица у Эллиса стало необычайно довольным:

— Я в этом почти уверен. Осталось разъяснить крошечную деталь: какую роль играл Гибсон? Был он убийцей? Тем, кто прикрывал убийцу и обеспечивал ему алиби, прибираясь в комнате? Это ведь не одно и то же. Если Гибсон всего лишь отмывал кровь и прятал труп, то ни истинных целей убийцы, ни даже его настоящего имени он мог и не знать. Арестуем его сейчас — спугнём настоящего виновника… Так что пока я приставлю к Гибсону надёжного человека… может, даже позаимствую кого-то у вашего маркиза, уж его-то люди мастера слежки и скрытого наблюдения. И ещё кое-что меня тревожит, Виржиния. Связь.

На сей раз я поняла всё без подсказок, потому что мне тоже в голову пришла подобная мысль.

— На первый взгляд, мистер Гибсон и граф Ллойд никак не связаны, — кивнула я. И задумалась: — И ещё шантаж, вернее, предполагаемый шантаж. Граф Ллойд ведь пытался связаться с человеком, который помогает в деликатных ситуация, так?

— Так, — согласился Эллис. — И это укрепляет меня в мысли, что даже если Гибсон — убийца, действовал он не один… Мне кое-что не понравилось в некрологе юной мисс Гибсон, так что я просмотрю ещё несколько газет за тот же период. Если там было что-то громкое, уверен, что об этом писали. Перья у журналистов тогда, уж поверьте, были наточены даже острее, чем сейчас… И ещё все обожали убийства и убийц! Душители, потрошители, костоломы — тогдашняя публика, прочитав одну кровавую статью, тут же просила другую. Так что пожелайте мне удачи, — подмигнул он.