Книга Пока воды Венеции тихие, страница 84 – Фульвио Эрвас

Над головами многих индивидуальных предпринимателей пронесся ледяной ветер банкротства. Больше никому не были нужны их гениальные изобретения: покрытые острыми шипами и колючками приспособления и инженерные конструкции для защиты венецианских балконов и карнизов от птиц. Место этим артефактам теперь было в музеях в качестве материальных свидетельств цивилизованной и трудолюбивой эпохи. В результате детям большого числа незадачливых ремесленников было отказано в возможности получить университетские дипломы, несмотря на то что их родители так много способствовали созданию неповторимого архитектурного образа Венеции.

Город больше не патрулировала служба по ограничению численности птиц, оплачиваемая администрацией города. Служащим попросту перестали платить заработную плату, ведь на улицах больше не находилось окоченевших трупиков голубей, не выдержавших стратегий демографического сдерживания, и, соответственно, уборка была не нужна.

Потом появились они. Чайки.

Это были биологические организмы иной природы, безразличные к вызывающему жалость упорству торговцев кукурузой. Эти птицы покрыли водную поверхность каналов, но почти сразу же почувствовали, что драться в маслянистой жидкости из-за отбросов не очень-то приятно и совсем не элегантно. Чайки стали пробираться на улицы и площади Венеции и бросаться на объедки и пакеты с мусором. День и ночь раздавался стук клювов по жестянкам и консервным банкам. Птицы прогуливались по городу, как благородные джентльмены, приглашенные на свадебный обед: пальцы за бортом сюртука из перьев, и в кармане дарственная на эту новую экологическую нишу.

Увы! Где теперь те бедные романтики и неисправимые мечтатели, которые бегали по улицам с криками восторга от того, что увидели венецианских голубей? А старомодные открытки и старые фотографии с изображением этих птиц? Пожелтевшие от времени снимки, на которых на фоне устремленной в небо колокольни видны точечки зерен, рассыпанные по площади Святого Марка или подброшенные к небу. Эти фотографии продавались с особыми церемониальными ритуалами. Существовал даже подпольный рынок пикантных снимков, на которых обязательно был изображен голубь.

Когда крысы начали летать (точнее, подпрыгивать), раздался вздох облегчения. Именно так: легкий, но уверенный вздох облегчения. Крыски поднимали бусинки глаз к небу и в необычайном возбуждении перебирали лапками. Длинный пробег вдоль набережной канала, чтобы набрать скорость, необходимую для того, чтобы оторваться от земли, и вдруг: прыжок, мгновенное передвижение в воздухе, по инерции, скорее всего, и вслед за этим – неизбежное падение. Длящийся долю секунды, но уже полет. Такое поведение животных вызывало жалость, граничащую с нежностью. Горожане с трепетом следили за попытками крыс взлететь. Это было почти как антигравитационное вынашивание, зародыш полета. Люди кусали губы, переживая, словно перед взлетом воздушного шара, как будто желая взглядом подтолкнуть животных ввысь – к карнизам, к крышам, к небу.

– Вон они! Смотрите! Летают! – кричали прохожие.

У людей вызывала умиление даже временная мутация шерсти, из-за которых крысы становились похожими на сурков. Они летают!

Вскоре животные достигли способности держаться в воздухе в течение нескольких мгновений: эдакие мохнатые самолетики, серо-бурые воздушные змеи. Конечно, приземление еще было рискованно: крысы касались земли задними конечностями и подпрыгивали, раскачивая зад. Они сразу же принимались тормозить передними лапками и пробегали несколько шагов, продолжая спотыкаться.