Книга Дебютная постановка. Том 1, страница 109 – Александра Маринина

От такого циничного жлобства Петру стало не по себе.

– Вы назвали отца гнидой из-за того, что он собирался бросить семью? Или было что-то еще? – осторожно спросил он.

– Если и было, то ни мне, ни матери об этом известно не было. А разве мало того, что он завел шашни с секретаршей, потом заделал матери ребенка, а когда сестра родилась – заявил, что уходит? К этой самой секретарше и собрался валить. То есть он и с ней трахался, и с мамой жил. Рассчитывал потянуть еще немножко, пока я подрасту, и через пару лет разводиться, а тут мама забеременела, собралась рожать, и он понял, что двумя годами дело не обойдется, второго ребенка придется тянуть еще лет пятнадцать. Ну и решил порвать все разом. Что, не гнида, по-вашему?

Да уж, красивого мало.

Петр подумал, что такие интервьюируемые поистине на вес золота. Садков так откровенно вываливает грязное семейное белье перед журналистом, которого видит впервые в жизни! Что это? Глупость? Недальновидность? Или огромная самоуверенность, убежденность в том, что никакая правда о собственном прошлом не может причинить вреда сегодня? А может, полное неумение лгать? Такие люди попадались Петру крайне редко, и он так и не смог понять, что движет их готовностью сразу же рассказывать все как было. Подобные персонажи оставались для него загадкой, и он просто благодарил судьбу за то, что они есть. Но коль уж Валентин Евгеньевич счел возможным быть откровенным, имеет смысл попытаться выудить из него информацию по максимуму.

– А мама ваша… она жива?

– Умерла от ковида полгода назад, – коротко ответил Садков и помрачнел. – Я тоже чуть ласты не склеил, очень тяжело переболел, но выкарабкался. Мы с мамой одновременно заразились, я ее в поликлинику повез кардиограмму снимать, а там… Ну сами, наверное, знаете: толпа, все чихают, кашляют, с температурой. Мы с мамой эту пакость в дом притащили, у меня вся семья слегла: жена, дети. Но они, слава богу, в легкой форме перенесли.

– Вы говорили, у вас сестра есть. Как ее жизнь сложилась?

– Да отлично сложилась! Осталась в Псковской области, жирует на своем фермерском хозяйстве, я ее на попечении своих братанов оставил, они в обиду не дадут, так что у сестренки все тип-топчик.

– В Псковской области? – удивленно переспросил Петр.

– Ну да.

Садков сложил нож и вилку на опустевшую тарелку и поискал глазами официанта, который немедленно возник рядом со столиком, убрал посуду и пообещал, что кофе и десерт будут через минуту.

– И еще один кофе моему гостю! – крикнул Садков ему вслед.

Он деловито проверил сообщения на телефоне, досадливо поморщился, покачал головой и вернулся к рассказу о своей жизни.

– Мама у нас родом из Псковской области. Вот туда она нас и увезла сразу после похорон.

– Неужели не захотела оставаться в столице? Мне говорили, что в те времена все, наоборот, стремились осесть в Москве.

– Ты не понимаешь ни хрена. – Садков внезапно перешел на «ты», видимо, утомившись от собственной напускной вежливости. – Думаешь, мать поверила в эти байки про то, что папаня погиб при исполнении служебного долга? Да ни фига! Его же Галькин бывший любовник грохнул из ревности. Ну, тот, которого она бросила ради нашего папани.

– Чей любовник? – недоуменно переспросил Петр.

– Галька – это та секретарша, с которой отец замутил. Мать отлично знала об этом и мне сказала, и бабушке, а когда сестренка подросла – так и ей тоже. Но в прокуратуре же не могли во всеуслышание признать, что их следователь принял приговор из-за бабы, вот и выдумали для всех красивую сказку, мол, служил делу правопорядка и пал от рук злодеев. Мама и людям так говорила: соседям, подружкам, сослуживцам на работе. Все должны были считать, что она вдова героя, а мы – дети героя. Но в семье-то правду знали. Так что для твоей книги папаня не подходит. Его убийство – чистая бытовуха, никакого героизма. Про него не скажешь, что пал на боевом посту.