Книга Человек, который не спал по ночам, страница 12 – Дэвид Хэндлер

— Элвис-Элвис… Он был моим кумиром.

Пепел, упавший на диван рядом с Трисом, по-прежнему тлел.

— И как вы сейчас себя воспринимаете?

— В каком смысле?

— Вы видите себя героем? Жертвой? Мастодонтом, пережившим свой век?

— Я — Ти-Эс, — он пожал плечами. — Я здесь. Сейчас. А завтра…

— Что завтра?

— Завтра будет другое «сейчас». — Он наклонил голову и прижал к уху ладонь, будто бы вслушиваясь в отдаленный грохот барабанов. — Классно, да? Другое «сейчас». — Трис с довольным видом взял со стола один из блокнотов, что-то в нем накарябал, после чего швырнул его обратно. — Прошу прощения. Сейчас светлые мысли приходится записывать. А то я их забываю.

— Не вы один, — заверил я. — О чем-нибудь сожалеете?

— Только о том, что мне не девятнадцать.

— Почему именно девятнадцать?

— Хорошее времечко было. Лучшее. Оскар Уайльд однажды заметил: живи в свое удовольствие — и это будет лучшей местью врагам. Ну что на это скажешь? Оскар Уайльд никогда не выступал на сцене и не играл рок-н-ролл. Тогда все было в кайф. Все. Я, Рори, кореша, музыка. Я… Тело меня подводит, Хогарт. Трубы ни к черту. Капремонт нужен. Ни пожрать не могу, ни посрать, даже поссать толком — и то не в состоянии. Половину времени приходится носить этот сучий памперс. Жрать лекарства. От живота. От сердца. Я уже старик, корешок. Состарился раньше времени. Как, собственно, и все — из тех, кто остался. Скольких уже нет. Рори. Паппи Брайан. Бонзо. Мун. Хендрикс. Может, и мне уже не так много осталось… А в девятнадцать… Славное времечко было. Играть всю ночь по маленьким клубам. Играть, просто потому что тебе это в кайф. Телочек снимать. Оттягиваться. Ни тебе срачей. Ни лорда Гарри… — Он помрачнел.

— Лорд Гарри?

— Герыч. Героин.

— Ходили слухи, что вы подсели, но я не знал, верить или нет.

— Два года чумового угара, за которые потом пришлось расплачиваться. Я и сейчас плачу по этому счету. Если сейчас закинусь чем-нибудь серьезным, то сыграю в ящик. — Трис отправил в рот ложку детского питания и покачал головой. — Сейчас все иначе. Раньше кладешь задницу на табурет, врубаешь оборудование, и дело в шляпе, к утру запись готова. Сейчас на это уходят месяцы. Сейчас в дело идут синтезаторы Муга и шестнадцать сраных регистров. Это называют музыкальной живописью. Но это не музыка. А турне? А гастроли? Боже, да всем уже насрать на музыку. Все думают только о лазерных шоу, о частных самолетах, личных массажистках, едрить их налево, и клипах на «Эм-ти-ви». Вы там в Штатах смотрите «Эм-ти-ви»?

— Лично я нет. У меня есть золотые рыбки.

— Теперь рок — это серьезный бизнес, корешок. Он стал полной противоположностью тому, чем был изначально.

— И вы тоже внесли в это свою лепту.

— Сам знаю. Меня от этого блевать тянет.

— Всегда можно вернуть деньги, — предложил я с ухмылкой.

На один короткий миг его знаменитые ноздри раздулись, но Трис тут же расслабился и хрипло хохотнул:

— Не до такой степени.

— Почему бы тогда просто не уйти, раз уж собрались? Зачем заморачиваться с книгой?

Трис задумчиво почесал поросший щетиной подбородок:

— Прежде чем откланяться, нужно кое-что рассказать. Меня достал Питер Таунсенд^[26], который талдычит каждому встречному-поперечному, какая он глубокая, мать его, личность. А еще… я хочу им показать, всем, до последнего, что тут у меня на самом деле внутри. — Он постучал кулаком по груди.