Книга Сиделка, страница 52 – Джой Филдинг

И разумеется, я хотела избежать ссоры.

Видит бог, в последнее время их и так было слишком много.

В моей жизни и без того хватало проблем.

Поэтому я сама не знаю, что привело меня к тумбочке напротив кровати и заставило по очереди открывать ящики; зачем я достала кораллового цвета шкатулку, спрятанную под шарфами у дальней стенки нижнего ящика, и что побудило меня открыть ее…

Я сразу увидела простенькие часы и узнала те, которые видела на запястье Элиз, когда мы встретились в первый раз. Сверив время со своими часами, я понаблюдала, как крошечная стрелка отсчитывает секунды.

Часы работали идеально.

Значит, Элиз соврала, когда говорила, что отдала часы в ремонт. Если, конечно, она не забрала их из ремонта вчера.

Я попыталась убедить себя, что такое возможно.

Но тогда как объяснить великолепные серьги с сапфирами и бриллиантами, которые тоже лежали в шкатулке?

– Господи! – выдохнула я, сразу узнав сережки, которые отец подарил маме на тридцатую годовщину свадьбы.

Мама ни за что не рассталась бы с ними.

«Серьги! – услышала я ее отчаянный крик, и слово пугающим эхом разнеслось в голове. – Серьги! Серьги!»

Тогда я предположила, что мать говорит о новых сережках, которые были на мне, но не пыталась ли она сказать мне что-то совсем другое? Неужели мама знала, что Элиз украла ее серьги?

Я села на край кровати. Серьги обжигали ладони, словно тлеющие угольки.

Я услышала шаги, потом – тихий стук в дверь.

– Джоди! – позвала Элиз. – У вас там все в порядке?

Я быстро спрятала серьги в складках своего платья. Нужно было время, чтобы понять смысл моего открытия. Время, чтобы решить, как поступить.

– Все хорошо, – откликнулась я. – Сейчас выйду.

Наверное, мне стоило уволить ее в тот же момент.

Но, как говорится, задним умом мы все крепки, и теперь легко заметить собственные ошибки. Но тогда я слишком разочаровалась и запуталась в собственной жизни и отчаянно хотела найти правдоподобное объяснение присутствию маминых сережек в шкатулке сиделки.

Вместо того чтобы рассказать отцу или прямо спросить у Элиз, я просто спрятала серьги в кошелек, приняв осознанное – и трусливое – решение хранить молчание. Во всяком случае, пока. Пока не появится время все обдумать.

Остаток утра я резвилась с детьми в бассейне. Мы даже остались на обед.

Перед отъездом я поднялась наверх к маме в надежде, что она сможет развеять мои подозрения и дать столь нужные ответы, но она еще спала.

– Она всегда так много спит? – спросила я перед отъездом.

– В последнее время все больше и больше, – призналась Элиз. – Понимаю, вам тяжело. Но постарайтесь увидеть в этом хорошее: так она не страдает от боли.

– Вы даете ей больше снотворного, чем обычно? – спросила я.

– Только то, что прописал врач, – ответил отец.

В его голосе отчетливо слышалось раздражение. Он не любил расспросов.

– А когда доктор в последний раз заходил к маме?

– Мы разговаривали на этой неделе, – произнес отец, уклоняясь от прямого ответа.

– И?

– Джоди! – взорвался папа, и в самом моем имени прозвучал упрек. – Твоя мать неизлечимо больна. В лучшем случае ей осталось еще полгода. Сейчас мы можем только позаботиться о том, чтобы она как можно меньше страдала.

Я кивнула, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

– Бедняжка… – пробормотала Элиз, обнимая меня и прижимая к себе.