Книга Сиделка, страница 70 – Джой Филдинг

Умом я понимала, что нельзя изменить другого человека и попытки грозят постоянными неудачами; что человек в силах изменить только себя. А значит, мне следует именно так и поступить. Я собиралась стать лучшей женой, лучшей матерью, лучшим слушателем, лучшей любовницей. Я была готова разбиться в лепешку, чтобы дать мужу все, чего он ни пожелает. Оказывать поддержку и не критиковать. Думать, прежде чем говорить. Тщательно взвешивать собственные ответы, не обижаться, не спорить, не перегибать палку. Я была готова перестать «гладить против шерсти».

Для этого я уменьшила количество встреч по выходным, постаралась быть дома к ужину каждый вечер и часто делала Харрисону массаж, чтобы размять больную спину, затекшую от долгого сидения за компьютером (муж наконец-то взялся доводить до ума новую книгу).

К счастью, Харрисон за время поездки, видимо, пришел к тем же выводам, что и я. Словно решив искупить вину за то, что бросил меня в одиночку переживать смерть мамы и ее неприятные последствия, он стал внимательным и заботливым. Прекратил жаловаться на мой рабочий график, начал помогать по дому, играть с детьми и открыто проявлять свою любовь ко мне.

Наш брак, казалось, снова вошел в колею, и я решила никогда больше не совершать ошибок, способных пустить его под откос.

Что касается отца, то я последовала совету Роджера и стала звонить каждую неделю, твердо решив не обрывать связь. Разговоры были короткие и часто бесполезные: мы редко обсуждали что-то кроме рынка недвижимости или погоды. Но я продолжала упорствовать.

Чаще всего трубку брала Элиз, которая неизменно отвечала дружелюбно и вроде была не прочь поболтать. Как и с Харрисоном, я изо всех сил старалась быть вежливой, не обижаться, не делать поспешных выводов, не давать воли своей «паранойе».

Чем вступать с Элиз в борьбу, где меня ждет неизбежное поражение, я предпочла утопить ее в доброте. В конце концов, любая женщина, способная ужиться с моим отцом, заслуживает снисхождения. Если честно, то, невзирая на мотивы Элиз, она облегчала мне жизнь.

А в тот момент я отчаянно нуждалась в том, чтобы жизнь стала немного попроще.

От Трейси я знала, что Элиз переехала наверх и стала открыто делить постель с отцом. Я невольно гадала, скоро ли парочка переедет в другой конец коридора в хозяйскую спальню.

В глубине души я была в шоке. Господи, мама ведь только умерла! Не рановато ли отец решил официально завести подружку? Но с другой стороны, я понимала, что отец не молодеет и, конечно же, имеет право на любые радости жизни, какие только найдутся.

– Вообще-то она довольно прикольная, – заявила мне Трейси как-то вечером, когда мы сидели в общей комнате у нас дома, допивая бутылку красного вина и любуясь только что наряженной рождественской елкой.

Было почти одиннадцать. Дети спали. Харрисон уже час как ушел наверх смотреть телевизор в спальне. За окном падал легкий снежок.

То ли дело было в позднем часе, то ли в праздничной атмосфере, то ли в вине. Так или иначе, я наконец стала расслабляться, спокойнее воспринимать жизнь в целом и с бо́льшим оптимизмом смотреть в будущее.

И зря.

Как там говорится? Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

Не совсем в точку, но близко.

– Ты знала, что когда-то Элиз была актрисой? – спросила Трейси.