Книга Сиделка, страница 9 – Джой Филдинг

С тех пор, как родители купили этот дом почти полвека назад, они несколько раз делали ремонт, установили медные трубы и проводку, сняли со стен тяжелые тисненые обои, заменив их белой краской, и постоянно обновляли кухню и ванные с туалетами в соответствии с последними тенденциями, расширяли кладовки и даже оборудовали домашний кинотеатр и тренажерный зал в подвальном этаже с выходом в обустроенный на заднем дворе сад, где был большой плавательный бассейн свободной формы.

И все же, несмотря на многочисленные модернизации, дом сохранял удивительно старомодный вид. Может, причиной тому служила огромная лестница с резными перилами красного дерева посреди центрального холла или широкие деревянные балки потолка и темная обшивка напоминающих пещеры гостиной и столовой; а может – большое количество отдельных комнат, что разительно контрастировало с более открытой планировкой, которую предпочитали современные покупатели недвижимости.

Что интересно, при площади больше четырехсот шестидесяти квадратных метров, дом был одним из самых маленьких на улице. Даже несмотря на постепенно осыпающийся «стремный» фасад, такой особняк в престижном районе можно было продать за не такое уж и небольшое состояние в считаные дни после выставления на продажу.

Вот только отец не собирался его продавать.

Я годами пыталась убедить родителей переехать в кондоминиум, особенно после того, как маме поставили диагноз. Или даже в небольшое бунгало – в жилье, где нет лестниц, с которым легче управляться. Отец и слышать ничего не хотел. Он настаивал, что это их дом и они никуда не переедут.

Теперь, конечно, такой возможности уже не было. Мама, скорее всего, не пережила бы переезда.

Единственной уступкой со стороны отца стала установка небольшого лифта справа от лестницы. Поначалу им пользовались часто, но в последний год его почти забросили: мама стала слишком немощной, чтобы выходить из дома; слишком слабой, чтобы подолгу сидеть в саду; слишком гордой, чтобы получать удовольствие от того, как ее катают по улицам Роуздейла в инвалидном кресле, которое она презирала.

Я увидела Трейси за рулем спортивной красной «ауди» в конце улицы, стоило только свернуть на Скарт-роуд. Я направила свой определенно неспортивный минивэн на дорожку возле родительского дома и, выйдя из машины, подошла по улице к тому месту, где припарковалась сестра.

– Что это ты тут встала? – спросила я, наклонившись к открытому окну ее машины.

– Тебя еще не было, а я не хотела оказаться запертой на дорожке: вдруг захочу уехать пораньше, – объяснила она, вытягивая длинные голые ноги из машины.

На Трейси было короткое бледно-розовое летнее платье с такого же цвета туфельками на плоской подошве, длинные волосы она собрала в низкий хвост.

– Здорово выглядишь, – похвалила я, надеясь, что она скажет что-нибудь в ответ, но что бы сестра ни думала о моей бежевой юбке и блузке с цветочным узором, она предпочла держать это при себе.

– А чего в дом не зашла?

Она закатила глаза, словно такого ответа было достаточно.

– Ну и где наша Мэри Поппинс?

Я посмотрела на часы.

– Должна быть с минуты на минуту.

– Если опоздает, это дурной знак.

– У нее еще есть десять минут.

Снова закатив глаза, Трейси сунула руку в сумочку и достала зеркальные очки в розовой оправе.