Онлайн книга «Дохлый таксидермист»
|
Еще можно спасти его. Снять мешок с головы, подойти к Петрову, сесть рядом, подержать за руку, подождать Ильфа с врачом или позвонить Гансу Гроссу, чтобы тот притащил антидот. Уверен, Ганс будет в восторге. Мы с ним как-то беседовали про яды, он рассказывал и показывал, что и как нужно давать. Вот только придется объяснять, как я тут оказался. И когда я все-таки доберусь до Петрова, Ганс радостно запишет меня в число подозреваемых. Еще можно уйти, и пусть будет, что будет. Наверно, это проще. Помрет так помрет, а начальнику я скажу, что за Петровым я не слежу, и я нанимался убивать его, а не спасать от конкурентов, которые решили испробовать на нем цианид. И вообще, скажу, я не знал! Начальник, конечно, будет орать. Но он и так орет постоянно, и с этим ничего не поделать. В общем, вариант «просто уйти» явно выигрывает. Не нужно мне в это ввязываться. В моей жизни и так слишком много Евгения Петрова, и я не его соавтор, чтобы это терпеть. Оглядываюсь, намечая путь к отступлению, и пеняю себе за то, что надел мешок. Петрову все равно не до разглядывания моего лица, он выглядит так, как будто вот-вот помрет. Хотя, может, я просто редко вижу отравление цианидом. Возможно, так выглядеть это нормально. Надо как-нибудь выяснить это у Ганса. Решено. Ухожу. Петров за спиной хрипит и чем-то шуршит, и слышится это так, как будто… Оборачиваюсь. Да, точно: ему чего-то приспичило поползти следом. В мутных карих глазах непонимание пополам с ужасом. И упрек. Чего он там бормочет? Почему я ухожу? Разве я не могу остаться и побыть с ним немного?.. Кажется, Петров принимает меня за кого-то другого. Возможно, за Ильфа, тот вроде тоже был в коричневых брюках, в таких сейчас пол-Москвы ходит. Возможно, он уже кроме брюк ничего разглядеть и не может. Я вот так не подписывался. И мне все равно придется его убить, так что последнее, что мне нужно… Нет, это невыносимо!.. Я злюсь на Петрова, и на себя, и на Ильфа, который шастает не пойми где, и на моего заказчика — но больше все-таки на Петрова. Какого черта он вообще сюда влез?! Срываюсь. Пинком переворачиваю эту сволочь на спину и наступаю ногой на горло. Петров хрипит и хватается за мою штанину. Вот это другое дело, не то, что раньше. Снова вытаскиваю из кармана кусок трубы. Я решил. Сейчас. Теперь эта скотина сопротивляется, пытается убрать мою ногу, и я нажимаю сильнее. Совесть больше не мучает, он ведь и вправду сам во всем виноват. Я ведь пытался закончить все быстро и безболезненно! Еще в прошлый раз… в три прошлых раза! Он сам во всем виноват! Петров очень быстро теряет силы, его движения становятся конвульсивными. Наконец-то. До чего же приятно смотреть, как стекленеют расширенные от ужаса глаза… Опомнившись, убираю ногу. Петров затих: без сознания. Или мертв. Я не хочу проверять. Мне плохо. Меня трясет. Я ухожу, постоянно оглядываясь на неподвижное тело — никак не могу заставить себя вернуться и хотя бы пощупать пульс. Выбрасываю в контейнер дырявый мешок из-под картошки, выхожу во двор и ненадолго останавливаюсь, вспоминая, где купить что покрепче. Мне срочно нужно напиться. Напиться — и вычеркнуть из памяти этот кошмар. Пожалуй, надо быть честным хотя бы с самим собой. В какой-то момент я действительно пожалел Петрова, только проблема совсем не в жалости. Воробьева я тоже жалел, и что? |