Книга Дохлый таксидермист, страница 49 – Мария Самтенко

Я смерил его подозрительным взглядом и сообщил, что подобные заявления мне не нравятся. Последнее, что мне нужно, это чтобы Женя любил моего брата больше меня! Эта зараза подобного не заслуживает. Пусть сам заводит себе друзей. И, кстати…

— Кстати, Женя, вы очень правильно не стали обниматься с моим бестолковым братом, — вспомнил я.

Какое же это было яркое впечатление: брат тянется к Петрову, чтобы обнять, а тот отступает с виноватой улыбкой. Я был бы не против сфотографировать это, чтобы хранить вместе с теми вещами, которые не дают мне покончить со своей новой жизнью, утопившись в Москве-реке.

— Вы, что ли, видели?

— Да, я как раз подошел на этом чудесном моменте, — фыркнул я. — Я говорю, вы были очень предусмотрительны. А это значит, что вас не постигнет моя жестокая, беспощадная месть. А что касается Миши, так это ничего, он еще пожалеет, — я растянул губы в улыбке и выдохнул дым. — Довольно скоро.

Тут Женя снова положил руку мне на плечо и выразил робкую надежду, что Миша переживет мою месть без особых психологических травм. Я насмешливо прищурился на него через пенсне в ожидании разъяснений.

— Он, бедняжка, и так не в себе, — горячо сказал Петров. — А тут еще и вы. Я понимаю, что он чувствует, когда видит вас. Даже я, когда вас увидел, на какое-то время усомнился в ясности своего рассудка — а ведь вы предупредили меня телеграммой!

Соавтор говорил с улыбкой и поглядывал на меня в ожидании, что я снова начну ехидничать, но соответствующее настроение куда-то исчезло, и я молчал.

Женя ведь радовался моей телеграмме; он, оказывается, не выкинул ее в Ростове, а взял с собой и даже с нескрываемым удовольствием показал Приблудному и Ширяевцу, когда те спросили, как мне удалось уговорить его на Ташкент. Ванька потом пол дня приставал ко мне со словами, что же я там написал, потому, что прочитать ему не дали, а просто помахали издали. В общем, для Петрова она явно имела ценность.

А для меня телеграмма была печальным напоминанием о том, что я мог бы сдать билеты в Ташкент, забрать Женю в Ростове и поехать на поиски Миши без всякой спешки. В самом деле, если б я знал, что ситуация с братом далека от критической…

Странно, но лучше всех меня понимал Александр Ширяевец. Приблудный в этом плане был безнадежен и считал, что я опять переживаю из-за ерунды, а у Жени просто не было возможности сравнить телеграмму с чем-то другим, вроде встречи у ворот распределительного центра.

— Вы расстроились, — констатировал Петров. — Ну все, я все больше не буду защищать Мишу с его нежной психикой, раз вас это так огорчает. Простите.

Прекрасно: у Жени тоже испортилось настроение — я видел это по его глазам. Все это складывались в идиотское подобие матрешки: мой друг огорчался из-за того, что расстроил меня, когда меня, в свою очередь, огорчало мое же собственное поведение в отношении него!

— Черт возьми, Женя, сегодня вы извиняетесь больше, чем это необходимо! Дело не в Мише! Это насчет телеграммы, и я… я хочу попросить у вас прощения. Мне следовало прилететь к вам в Ростов, как это делают нормальные люди, а не выдергивать вас телеграммой.

— Ну, вот еще! — возмутился Петров. — Теперь вы точно рефлексируете на пустом месте.

— Я рад, что вы так считаете. Но давайте постараемся быть объективными. Нормальные люди встречают своих близких у дверей этих распределительных заведений, а не отмахиваются от них телеграммами. Не говоря уж о том, что вы могли бы спокойно знакомиться с новым миром, а я заставил вас лететь тысячи километров и решать мои проблемы.