Книга Дохлый таксидермист, страница 57 – Мария Самтенко

Бледнеет.

Наверно, кровь приливает к сердцу. Хотя у этого и сердце железное. Забавно даже, что в прошлой жизни он умер от инфаркта.

Я знаю, что сейчас будет, и бросаю последний взгляд на того, невиновного. Просто потому, что скоро все взгляды будут прикованы к трибуне, и смотреть в сторону будет опасно. Несчастный еще не понял, что происходит. Не знает, что нужно бежать, и просто моргает, теряя время.

Когда там, на трибуне, хватается за грудь и оседает всесильный Феликс Дзержинский.

10.07.1942.

Москва, Главное Управление уголовного розыска НКВД СССР.

Ганс Густав Адольф Гросс.

Это был отвратительный день.

Он не задался с самого утра, когда я пришел на работу и обнаружил Васильченко, с недовольной физиономией сидящего у меня за столом. Оказалось, что на свой стол он пролил утренний кофе и ждал, пока тот высохнет.

Я тут же отчитал Васильченко за то, что он изучает чужие документы вместо работы. С того момента, как какая-то свинья сунула нос в мою ташкентскую телеграмму, я не оставлял на столе ничего важного, так что любопытному Васеньке пришлось изучать дело о краже велосипеда возле дома отдыха высокопоставленных партработников. Но я все равно его отчитал и прогнал работать «в поле». Пусть занимается кражей века на местности.

Кофе на этом эпизоде, кстати, закончился, что вовсе не улучшило мое настроение.

Потом я снова обдумывал непонятные результаты экспертизы по трупу Троцкого. Очень хотелось отстранить эксперта, который его проводил, от работы, только это был я, а отстранять самого себя совершенно непродуктивно. Под ногтями у Троцкого обнаружились волокна, которые полностью совпали с волокнами от пиджака Ленина, а на самом пиджаке были найдены пятна крови. Все это серьезно путало мои планы.

Ленин! Я не был знаком с ним, но заочно испытывал неприязнь. Мы до сих пор не нашли его трупа, однако подозрительное следы его участия в происходящем попадались и тут, и там. Стоило только получить минимальную информацию об этом типе, как тут же выяснилось, что он крутился вокруг дома погибшего царя Николая Романова. Экономка Романовых, почтенная дама, посмотрела на фотографию и сразу идентифицировала его — и посетовала еще, что лицо смутно знакомое, вроде писатель или политик. Или киноактер! А что поделать, мадам умерла до Октябрьской революции.

Пожалуй, основное, что мешало определить вождя мирового пролетариата в качестве основного подозреваемого, это показания моих писателей. Без них все складывалось просто отлично: Ленин застрелил Николая II, убил Троцкого ножом для колки льда (видимо, у него были какие-то сложности с тем, чтобы добыть альпинистский ледоруб) и напал на главу Минсмерти Л.А. Штайнберг.

Однако выкидывать писателей из дела было совершенно непрофессионально.

Два дня я вспоминал голос Евгения Петрова в трубке и все больше и больше убеждался в необходимости поговорить с этим человеком лично. Устранить, так сказать, противоречия. Что, если журналист обманул меня? Он мог увидеть в списке завканцсмерти не Ленина, а кого-то другого, и наврать мне по просьбе Ильи Ильфа.

Если Ильф был замешан, конечно.

Я попытался представить Ильфа сообщником Ленина. Пожалуй, вдвоем они могли быть весьма эффективны. Там, где у Ильфа было однозначное алиби, мог орудовать Ленин — ну, и наоборот. Возможно, что жертв их преступной деятельности было гораздо больше, и Евгений Петров случайно увидел в списке завканц кого-то другого — и после того, как завканц назвала его имя, это поставило под угрозу всю преступную операцию.