Онлайн книга «Дохлый таксидермист»
|
Хотя Женя, конечно, и так все помнил. «ОЧЕНЬ РАД НЕ МОГУ ВСТРЕТИТЬ ПРОПАЛ БРАТ МИША ЛЕЧУ ИСКАТЬ ТАШКЕНТ НОЧЬЮ ТЧК ПРИСЛАЛ ДЕНЕГ ТЧК ОТВЕТЬТЕ СЕГОДНЯ ГЛАВПОЧТАМТ МСК ЖДУ ТЧК НЕ ТЕРЯЙТЕСЬ ТЧК. Между словами терялась странная улыбка Приблудного, его озадаченный взгляд и ласковое пожелание сходить к психиатру. Психиатром, кажется, как раз и был тот его приятель с непонятным именем. То есть оно было понятным, но совершенно исчезло из памяти — как и адрес. И вообще почти все события последнего часа. Зато он прекрасно помнил, как умер Ильф. Помнил все обстоятельства его смерти и похорон. «ОЧЕНЬ РАД НЕ МОГУ ВСТРЕТИТЬ ПРОПАЛ БРАТ МИША ЛЕЧУ ИСКАТЬ ТАШКЕНТ». И веревку с петлей, конечно. Петрову было очень интересно, как Ванька Приблудный додумался до такого. Это ведь еще постараться надо было. Так пошутить. А, может, это не было шуткой? Вдруг это было важно? «Когда Ильф умер, ночь была тихой и звездной». Евгений Петрович не хотел вспоминать это. Он мечтал взять в руки телеграмму и с улыбкой прочитать послание от своего друга. «ОЧЕНЬ РАД НЕ МОГУ ВСТРЕТИТЬ…» Телеграммы не было. Вещей Ильфа тоже не было. Ни чемодана, ни книг, ни блокнотов — совсем ничего. «А ночь была тихой и звездной». «Вот веревка». Приблудный, конечно, шутил. А Ильф ушел к Анвару с Тохиром с вещами. Евгений Петрович вспомнил, как Иля вчера говорил, что не хочет бродить с чемоданом по ночному Ташкенту — так он, видимо, передумал. А телеграмма просто завалилась куда-то, правда? Она ведь еще вчера потерялась, вместе с книгой. Евгений Петрович вспомнил, как проснулся посреди ночи и решил посмотреть телеграмму, чтобы прийти в себя после тяжелого, мрачного сна. Он подошел к столу и пробежался пальцами по стопке книг — и нужной уже тогда не было. Петров, конечно, не стал проводить обыски ночью. Он тогда просто взял одеяло — одеяло Ильфа — и это помогло успокоиться. Но теперь одеяла тоже почему-то не было. Точнее, на настиле их лежало два, а не три, как вчера. «А ночь была тихой и звездной». Петров снова сел за стол и взял в руки веревку. Она была плотной и немного шершавой. И в голове не было ни одной мысли, кроме той, что… «Если вы так скучаете по покойному другу, что он вам даже мерещится, так какого черта вы мучаетесь?» В самом деле, зачем Приблудному так шутить? «Ночь была тихой и звездной». «Если вы так скучаете, вот веревка». «Если вы…» Петров попытался вспомнить хоть одно слово из телеграммы Ильфа, но вместо этого в голове вертелись слова Ваньки Приблудного про веревку. Это казалось важным. Ужасно важным. Если бы это не было важным, Ваня, наверно, не стал так об этом рассказывать. И он бы не притащил веревку, правда? Петров полез на стол. Голова болела, и Женю, кажется, трясло, и ночь была тихой и звездной, и страшно стало настолько, что скользящая петля в его пальцах показалась утешением — желанным и драгоценным. И нужно было только накинуть веревку на балку и прыгнуть в короткую агонию, и тогда… «Агонию?» Какую, мать вашу, агонию, второй раз за месяц?! Как будто ему не хватило впечатлений в падающем самолете?! Петров выронил веревку, слез со стола и дрожащими руками ощупал висок. К черту Приблудного и его шутки! Он при всем желании не мог выкинуть из головы свою смерть, и повторять эти впечатления уж точно не собирался! И наплевать, кто там что говорит! Еще посмотрим, кому там к психиатру понадобилось! |