Книга Дохлый таксидермист, страница 81 – Мария Самтенко

Мы осмотрели остатки пиршества на столе. Я заглянул в чашки и обнаружил в них старый остывший чай. Молоко в литровой стеклянной банке скисло и превратилось в простоквашу, а печенье на тарелке подсохло.

— Образцы взяли? — спросил я, и участковый кивнул.

— Но чаю они не выпили. Я думаю, этот ублю… убийца задал Воробьеву какой-то вопрос по анатомии. Смотрите, они сидели вот тут. Затем профессор поставил чашку, встал и пошел к стеллажу. Я думаю, он хотел показать какую-то книгу. Но стоило ему отвернуться, как его раз! — и по голове.

Иван Федорович живописно изобразил эту сцену, и я одобрительно улыбнулся в усы.

— Это было вот тут, — показал участковый. — В районе анатомического атласа Грея.

А дальше, показывал он, профессор упал на ковер — мы осмотрели брызги крови на ковре и на стеллаже — убийца подхватил его под мышки и затащил на софу лицом вниз.

— Вот сюда он скинул подушку с софы, — сказал участковый, и я тихо хмыкнул. — Потом он взял нож, задрал на профессоре халат и… — он громко сглотнул. — Вырезал у него правую почку. И вы еще говорите, что это не маньяк!..

В нервном голосе Ивана Федоровича читался упрек. Я проглотил уже привычное замечание насчет того, что «нет, это не маньяк», сочувственно похлопал его по плечу, вернулся к трупу и задрал халат. Рану нанесли острым лезвием — видимо, хирургическим скальпелем — и, судя по ровным краям, руки у преступника не дрожали. Хотя с чего бы им дрожать после Ленина? А вот с местом нахождения почки он сперва промахнулся, и разрез из-за этого получился слишком большим.

Я вернул на место халат и ненадолго опустил голову, почтив память покойного короткой минутой молчания. Бедный Воробьев!.. Он был внесен в мои списки подозреваемых совершенно незаслуженно.

И, как знать, не навел ли я сам на него беду.

Вздохнув, я обернулся к участковому:

— Что еще?..

— Потом мань… убийца поправил на трупе халат и ушел, а почку мы нашли в холодильнике на тарелочке.

Мы с Иваном Федоровичем переглянулись.

— Целую или надкусанную? — уточнил я, пытаясь определить, не стоит ли добавить в компанию к таксидермисту-сектанту парочку каннибалов.

— Целую, — с неожиданной твердостью сказал участковый. — И знаете, что мне кажется странным, товарищ Ганс?

— Ну?

Участковый огляделся и понизил голос:

— Почку он убрал в холодильник, а молоко почему-то оставил на столе.

19.08.1942.

Москва. Комната № 17985489– МОС/1942 маневренного фонда Министерства Жизни СССР.

И. А. Файнзильберг (Ильф).

После возвращения из Ташкента Петров устроился на работу в редакцию «Правды» и поселился в коммуналке Минжизни на северо-западе Москвы. За три недели я был у него шесть раз, и два из них мы с друзьями таскали Женькину мебель. Забавно, что Мише, которому оформляли документы на жилье в тот же день, выделили комнату строго на противоположном конце города — впрочем, от моего общежития было одинаково далеко что туда, что туда.

Чтобы добраться до коммуналки Женьки в разгар вечерних пробок, требовалось полтора часа и две пересадки, так что сегодня я не собирался задерживаться:

— Жень, я буквально на полчаса, срочное дело. Вот, вы только взгляните!..

Растрепанный Петров выскочил на лестничную клетку и тут же затащил меня в квартиру. На аккуратно сложенное письмо от Ширяевца, которое я сунул ему вместо рукопожатия, он смотрел как на что-то взрывоопасное: