Книга Дохлый таксидермист, страница 80 – Мария Самтенко

Участковый распахнул глаза — кажется, таких подробностей он не знал — а ребята из дежурной группы задумчиво переглянулись:

— Мало нам одного маньяка, товарищ Гросс…

Я едва удержался от того, чтобы не закатить глаза.

— Товарищи, это не маньяк, — отрезал я. — Говорю вам, этот человек абсолютно нормален… настолько, насколько в принципе может быть нормален таксидермист-сектант. А, теперь, милейший Иван Федорович, — в электричке я все же порылся в блокноте и нашел, как зовут участкового, — пойдемте, посмотрим на место преступления.

«Милейший» кивнул и с молчаливого разрешения руководителя опергруппы повел меня в дом. Это было не совсем по уставу, но я еще в прошлый раз заметил, что народ тут довольно пассивный, и товарищи только рады спихнуть меня слишком энергичному участковому. А самого Ивана Федоровича, в свою очередь, держал в тонусе местный маньяк. Пару раз мне даже хотелось пригласить участкового к себе в Москву, а унылого Васильченко отправить в Реутово ловить насильника студенток. Я отказался от этой идеи только потому, что лично мне насильник еще ничего не сделал.

Профессор жил аскетично. На даче было всего три комнаты: кухня, спальня и нечто среднее между гостиной и кабинетом, так что осмотр места преступления не должен был занять у нас много времени.

Первым делом мы осмотрели крыльцо, не обнаружив ничего интересного, потом участковый ткнул меня носом в дверь и обратил внимание на отсутствие следов взлома, затем показал место, где убийца разулся — криминалист смог обнаружить на гладких деревянных досках удивительно хорошо сохранившиеся потовые следы. Я мысленно добавил в копилку сведений об убийце то, что у него сильно потеют ноги: болезнь, неудобная обувь или просто особенность организма. Само по себе это не имело особого значения, но вместе с другими деталями могло составлять очень характерную картину.

Затем мы быстро заглянули в профессорскую спальню — там не было ничего интересного, профессор там даже не переночевал — и приступили к осмотру гостиной, где, собственно, и обнаружился труп.

Это была большая и уютная комната в традиционном советском интерьере: стеллаж-стенка с книгами во всю стену, широкий письменный стол, стулья, софа на низких ножках, два ковра на стене и один на полу. Мне вообще очень нравилась московская привычка оформлять все коврами — собирать с них образцы крови и прочих жидкостей было куда удобнее, чем с деревянных полов.

Длинный застывший труп профессора Воробьева лежал на софе лицом вниз. Он был в домашнем халате неприятного бурого цвета. Я недовольно поморщился, вспоминая первоначальный цвет халата — зеленый, кажется — а Иван Федорович судорожно втянул воздух сквозь зубы. Все же он недостаточно натренировал нервы на изнасилованных студентках. Впрочем, знакомые трупы, они всегда неприятные — тяжело отстраниться.

Хуже только знакомые преступники.

Я отошел от трупа и тоже потянул носом: пахло кислятиной, вроде свернувшегося молока, засохшей кровью и старыми, пыльными книгами. Воробьева, по словам участкового, убили вчера вечером, так что с учетом прохладного московского августа для запаха разложения было рановато.

— Он впустил кого-то знакомого, — махнул рукой Иван Федорович, — посадил сюда, на софу, потом сходил на кухню и принес чаю.