Книга Дохлый таксидермист, страница 78 – Мария Самтенко

И вот все шло к тому, что пообедать тоже не выйдет — придется ехать в Реутово на труп Владимира Воробьева, того самого, который бальзамировал Ленина.

Я протиснулся между письменным столом Брусникина и стеной и взял трубку. На том конце провода был реутовский участковый, с которым мы с Васильченко свели знакомство две недели назад, когда собирали характеристику на Воробьева. Его простое имя почему-то постоянно вылетало у меня из головы. Алексей?.. Александр?…

— Сожалею, — сказал я вместо приветствия. — Я ведь допросил Воробьева всего трижды.

Сидевшего рядом Брусникина слегка покоробило, но я не стал поправлять. Не хотелось показывать слабость.

Профессора действительно было жаль. Он оказался прекрасным, умным и образованным человеком с железобетонным алиби по всем эпизодам нашего дела. В самом деле, такого уникального алиби не было ни у одного фигуранта. Я сразу же принялся примерять его на роль организатора всей преступной деятельности — увы, эта версия тоже не выдерживала никакой критики.

Не считая этого, у нас были очень продуктивные встречи. Мы перебрали всех московских анатомов и бальзамировщиков, обсудили их методы, сверили их с показаниями Е. Петрова (я все-таки дождался его из Ташкента!) и пришли к выводу, что Лениным занимался не анатом, а таксидермист. И Воробьев настаивал, что у этого таксидермиста есть какие-то психические отклонения, потому, что проводить все необходимые манипуляции с еще живым человеком это странно и ненормально. Ну, если только это не жертвоприношение.

Настаивал, да.

Две недели, не меньше. Только я все еще сомневался — уж слишком все было гладко. Когда я поделился своими соображениями с Дзержинским, тот обозвал меня параноиком и предложил порыться в другом направлении. В последнее время он был особенно невыносим из-за того, что бросал курить.

Только у всех профессиональных таксидермистов — в Москве мы нашли их человек двадцать — тоже были и алиби, и проблемы с мотивами. Таксидермисты-сектанты, к большому сожалению, мне так и не попались.

— Расскажите, как это случилось, — попросил я висевшего на проводе реутовского участкового. — Можно без лишних подробностей, я все равно сейчас приеду.

— Да как, ваш убийца вырезал у него почку! — донеслось из трубки. — Как будто нам было мало нашего собственного маньяка, Ганс!..

Я закатил глаза. В Реутово действительно был свой маньяк: в кустах вдоль тропинки ни раз и не два находили мертвых изнасилованных студенток, и местный участковый, крайне энергичный молодой человек, очень просил меня держаться настороже. Я, конечно, не смог оставить столь трогательную просьбу без внимания, понимающе улыбнулся в усы и проверил табельное оружие в кобуре. Тем не менее, маньяки на меня почему-то ни разу не клюнули: принцип «на безрыбье и следователь студентка» у них не работал.

И вот теперь реутовский участковый нервно жаловался в трубку, что два маньяка в одном маленьком рабочем поселке это все, перебор.

Может, для него и в самом деле был перебор, только я не был расположен к сочувствию и сердито уточнил, не мог ли реутовский маньяк-насильник перепутать Воробьева со студенткой.

На меня тут же уставились три пары глаз: уже упомянутого начальника убойного отдела Брусникина, старшего следователя Денисова и оперуполномоченного Ложкина. Двое последних вообще стояли посреди коридора и пялились на меня в открытую дверь!