Книга Истинные (не) изменяют в марте, страница 30 – Мария Самтенко

Тут я живописно представляю, как судья падает с инфарктом прямо посреди моего судебного процесса. Пожалуй, нет, это все-таки перебор! Не надо мне такого счастья. А что надо, так это побыстрее забрать вещи и оказаться в кошачьем приюте. А то я уже кучу времени провела в городе, и неизвестно, что там творится. Вдруг соседушка решил повторить свой кавалерийский наскок?

К счастью, долго ждать не приходится. Буквально через пару минут появляется жена Айка с моими немногочисленными вещами, собранными в аккуратную сумку с лямками за спиной, а следом приходит доктор. Я даже не успеваю дослушать болтовню Айка до логической паузы и начать расспрашивать его про Виолетту! Не Гейдена Ауруса же мне об этом пытать.

После короткого осмотра врач возвещает, что моему здоровью ничего не угрожает, нужно только пару дней покоя, усиленного питания и витаминок. Выписывает рецепт, кладет его на полку для всякой мелочи рядом с дверью – а потом целых пять минут сражается с Айком, пытающимся убедить доктора зайти еще и к Гейдену и осмотреть его насильно. Врач отбивается от этой задачи как может, и я уже планирую, как бы выскользнуть под шумок – дойду до приюта пешком, ничего со мной не случится – как из кабинета выходит сам судья.

Гейден Аурус рассчитывается с доктором, отсылает Айка с женой на кухню и останавливается напротив меня.

В холле. Наедине. Кажется, мне уже не по себе! Не так нервно, как в тюремной камере или в клетке на суде, но все равно страшно!

Судья смотрит в лицо, строго и испытующе.

– Всем известно, что ритуал не дает освобождения от уголовной ответственности, – говорит он наконец. – Если улики указывают на то, что этот человек преступник, судья выносит приговор. Но, допустим, я все же поверил, что вы не мошенница и не подделывали метку.

– И не изменяла! – добавляю я, ощущая, как горят щеки.

Примерно в тех местах, где Реналь надавал мне пощечин.

– А вот это – уже личное дело моего племянника, – холодно говорит судья. – Измена не преследуется по закону.

Хрупкий сосуд возникшей симпатии к этому человеку падает и разбивается на куски.

Как он заговорил! А где же «вы опозорили мою семью», как в день моей свадьбы? Мне с трудом удается сдержаться и не сказать это вслух – только потому, что в голосе дяди Реналя нет того холодного презрения, как в день моего ареста. Может быть, только усталость.

– Госпожа Марианна, я хочу предложить вам сделку. Я даю вам деньги, и вы уезжаете из города. Навсегда.

– Что?! – я не могу поверить, что действительно это слышу. – У меня, вообще-то, подписка о невыезде из Моривилля и обязательство являться по каждому выезду следователя. Которое вы сами лично мне выдали!

Гейден Аурус на секунду опускает веки, и это выглядит почти как кивок.

– Этот вопрос тоже можно решить. Например, если вы пойдете на сотрудничество со следствием, а Реналь напишет, что не имеет претензий, вас осудят условно. Никакой каторги или тюрьмы. Не понимаю, почему вы колеблетесь. В вашем случае это лучший выход.

Может, судья и считает свое предложение лестным. Но у меня от него мороз по коже.

– Нет, спасибо, – тихо говорю я, с трудом сдерживая желание опустить глаза, ну, или схватить мешок и убежать.

Только дядя Реналя стоит так близко, что я вижу, как вздрагивают его ноздри. Это единственное живое движение на лице жертвы некромантии. У него даже глаза замерзли, покрылись серым льдом.