Книга Истинные (не) изменяют в марте, страница 96 – Мария Самтенко

– Хорошо, – шепчет Гейден Аурус, опуская веки. – Простите... спасибо за помощь...

А я продолжаю растирать и укутывать его. Грудь, руки, живот, бока, ноги от щиколотки до колена, насколько позволяют закатанные штаны. Стараюсь не касаться ничего запретного. Где там нравилось Реналю? Волосы, шея, ключицы? Вот эти места вообще не трогаю. Ну и в штаны тоже не лезу, конечно же.

Чужая кожа теплеет под моими руками, а строгое лицо судьи расслабляется – теперь он даже выглядит моложе. Кажется, ему снова сорок лет или даже чуть меньше. Не помню, сколько. Тридцать восемь?

Почему-то хочется увидеть его улыбку. Не усмешку – улыбку. Я ведь видела ее только один раз. Кажется.

Стоит ли одна улыбка моривилльского судьи сотни улыбок его племянника?

Убираю тазик на столик рядом с кроватью, снова укрываю судью пушистым пледом. Может, сходить, поискать ему еще теплую рубашку? Видела где-то в вещах старого владельца приюта – если, конечно, еще на тряпки не пустили.

В памяти мелькает кусочек прошлого. Кажется, это снова не мое, а что-то из прочитанного или услышанного в прошлой жизни. Что человека после переохлаждения нельзя оставлять одного. Он не в состоянии поддерживать температуру тела, поэтому кто-то должен быть рядом и проверять, что все в порядке.

И что? Мне Лиску отправить сидеть тут всю ночь? А, может, карманник Джади будет счастлив лежать в обнимку с человеком, едва не отправившим его на каторгу? Он точно расчет попросит!

А, точно! У меня для этих целей есть котики!

Но сначала я иду взять одеяла и отобрать у Джади какие-нибудь носки. Сперва он возмущается, но потом я говорю, что мои или Лискины судье все равно не подойдут. Чтобы он окончательно проникся, рассказываю, что хотела заставить его всю ночь торчать у постели больного, но потом пожалела и передумала.

Впечатленный Джади послушно открывает нижний ярус комода и предлагает выбрать носки на мой вкус. Вытаскиваю первые попавшиеся шерстяные. Немного дырявые, но чистые, так что пойдет.

Возвращаюсь и понимаю, что Гейден Аурус спит. Хотела еще дать ему чаю. но ладно. Будить не буду. Спящим он мне все равно больше нравится.

Укутываю судью мягким шерстяным одеялом, надеваю ему на ноги теплые, хоть и дырявые носки и ухожу ставить чайник.

На обратном пути иду к котам. Интересно, они почуют в господине Гейдене оборотня-медведя? А впрочем, вряд ли – судья же говорил, что зимой зверь спит. Такие вот они, оборотни, ага. Ничего, как говорится, не предвещало – чуть насмерть не замерз.

Хотя, конечно, я думаю, тут не все так просто. Я же помню, как проходила мимо того моста. Было несложно припомнить чуть припорошенные снегом следы аварии. Жаль, тогда я не придала этому значения и не стала всматриваться. Но сейчас отчетливо вспоминается: там были следы колес, лошадиных копыт, какие-то обломки, даже кровь. А чего не было, так это повозки – я бы запомнила. Не увидеть ее было невозможно – там все просматривается. Судью на дне оврага я, может, не рассмотрела бы – хотя, как понимаю, в тот момент он уже очнулся и побрел по дну в сторону кладбища – но такой крупный объект, как повозка я бы точно заметила! А это значит, что Реналь не стал искать дядю в снегу и уехал.

А почему? Может, он сам был ранен? Ну, настолько тяжело, что сначала поймал лошадь, потом сел на место кучера и уехал… не вяжется, в общем.