Книга О клинках и крыльях, страница 90 – Элиза Рейн

Сейчас предрассветное время и Нави тихо двигается по комнате. Пользуясь преимуществом более раннего, чем обычно, подъема, я решаю, как следует помыть голову. Я старалась мыть ее как можно лучше, но волос так много, что им не помешало бы более качественное мытье.

Прямо в широкой рубашке, в которой спала, я иду в купальни и наполняю одну из медных ванн. Эта купальня — одна на три комнаты, то есть на шесть человек, и здесь только две ванны. Они стоят позади высоких тканевых ширм и дают гораздо лучшее чувство приватности по сравнению с раковинами, где я обычно умываюсь и чищу зубы. Горячая вода течет прямо из большого металлического крана — роскошь, которая, как я слышала, распространена только во дворцах. Но Фезерблейд пропитан магией, так что горячая проточная вода не так уж и удивляет.

Пока ванна наполняется, я разглядываю свое отражение. Кажется, мои руки становятся больше? И возможно, талия стала чуть тоньше? И все же, я не уверена в этом. Я складываю рубашку и кладу на стул рядом со стопкой полотенец. Когда я залезаю в теплую воду, многие части моего тела все еще дрябло трясутся.

Еще в детстве я приучилась не наполнять ванну слишком сильно, чтобы не соскользнуть под воду, если потеряю сознание. Сегодня выясняется, что этот урок я усвоила на отлично. Я провожу в воде буквально пару минут, прежде чем живот сводит, и я погружаюсь в темноту.

Шестьсот шестьдесят два, отсчитываю я, вернувшись в реальность.

Я пережила еще один, и что еще лучше, была одна. Если я уже упала так рано утром, может, я смогу продержаться на всех занятиях сегодня. Кто бы мог подумать, что я буду считать обморок хорошим началом дня?

Мое внимание привлекает какой-то шум, и я поворачиваюсь в воде. Наверное, кто-то умывается в раковинах, но отсюда мне этого не видно. Если это Нави, я в любом случае не хочу разговаривать с ней.

Я делаю пару глубоких вдохов, пока проходит головокружение и намыливаю волосы лавандовым мылом.

Как можно тщательнее отжав волосы, я вылезаю из ванны и поворачиваюсь к стопке полотенец. Вот только они исчезли. В животе что-то обрывается. Моей рубашки тоже нет, как и моего жезла и ключа от комнаты, которые лежали сверху.

Меня охватывает гнев, от которого вспыхивают щеки. Кто-то пробрался сюда и стащил мои вещи и полотенца. Они что, дети маленькие?

— Жалкие хемскр, — рычу я. Готова поспорить, что это Оргид и Инга. Нави не кажется мне настолько ребячливой и это явно не похоже на Бранку.

Чего они пытаются добиться? Унизить меня? Я, блядь, падаю в обмороки то тут, то там, и любой новобранец здесь может уложить меня на обе лопатки. Разве не очевидно, что мне хватает унижения и без посторонней помощи?

Мой гнев переходит в ярость, с какой я раньше не сталкивалась. Обычно я теряю контроль над собой от разочарования, но сейчас это чувство направлено на других, а не на меня саму.

Я расправляю плечи, руки сжимаются в кулаки.

С чего они решили, что нагота окажется более унизительной, чем слабость, медлительность и бессилие, которыми я уже отличаюсь от остальных?

Если они хотят вести себя как дети, похищая одежду, я покажу им, что я не ребенок. Я взрослая, женщина, даже если мне придется показать всем, что это так — прекрасно.

Распахивая дверь ванной, я не знаю, что будет дальше, но одновременно слишком зла, чтобы об этом беспокоиться. Коридор пуст. Я иду по нему к своей спальне, бесшумно ступая босыми ногами по полу, пока с волос на пол стекает вода.