Онлайн книга «Расследования & Путешествия»
|
Женщина сказала, что ее зовут Коллет. Она нагрела воды и налила ее в бочку. – Смой с себя всю сажу, а я пока постираю твои вещи. Жоффруа опустился в теплую воду. Так хорошо ему не было с тех пор, как мама грела для него воду, чтобы помыть в корыте. Мама всегда это делала, пока не нашла себе нового мужа… Мальчик намылил волосы лавандовым мылом и сделал большую пенку. Когда Коллет вернулась, он тихо спал, сидя в бочке в мыльной воде. – Жоффруа! Жоффруа, вставай, я приготовила тебе суп! И вещи уже скоро подсохнут. Вставай! Мальчик нехотя вытерся и сел за стол. Суп был вкуснющий. Луковый суп с хлебом. Две тарелки с добавкой. – У меня много работы, а тут ты, – проговорила Коллет. – Такое уж у меня сердце, не могу пройти мимо чужого горя. Что ты там прятался? Рассказывай. Жоффруа жевал хлеб и вдруг расплакался. Вся его боль вылилась в эти слезы. Он жевал и плакал. А Коллет все болтала-болтала… Тогда он повернулся к ней, вытащил из сумки канделябр и сказал: – Возьмите это, тетя! Это за вашу доброту. – Коллет с удивлением посмотрела на канделябр и застыла. – Возьмите меня к себе жить? Я все могу: и обувь чинить могу, и трубы чистить, и за лошадьми присматривать… Я вам помогать буду… Возьмите… – Да у меня же свой ребенок есть! Мишель. Куда мне еще одного? – ответила Коллет, не отрывая взгляда от канделябра. – А откуда он у тебя? Тут Жоффруа разревелся еще сильнее. Разревелся и все рассказал тете. И про то, как сидел в трубе, и про то, как слышал, что мсье ударил мадам, и про то, как видел их лежащими на полу, и про то, как боялся и прятался за булочной. – Они оба мертвы? Ты помнишь эту мадам? – спросила Коллет. – Да, – всхлипывал Жоффруа. – Нас заставляли красть по мелочи, и я, до того как полез в дымоход, засунул этот канделябр в сумку. А потом забыл – так его и унес с собой. Если бы оставил, то мадам могла бы защититься. Это из-за меня все произошло! Я побоялся вылезти из трубы! – А что было надето на мадам, ты помнишь? – спросила Коллет. – Нет, помню только, что у нее длинные волосы были. Упали ей на лицо. А еще, что она поцарапала себе руку, вот как вы, тетя, только, по-моему, у нее правая рука поцарапалась… – Что же ты это… Что же ты это говоришь, – запричитала Коллет. – Страсти какие! Нет, не могу я теперь тебя оставить дома. Узнают ведь… Арестуют… А заступиться за меня тоже некому… Жоффруа молчал. – Давай я лучше тебе хлеба дам в дорогу. И одежда тоже подсохла… Не узнают тебя, ты ведь раньше весь в саже был. Одевайся… Одевайся, милый! Пойдем, я тебя провожу. – Тетя… Можно, я хотя бы у тебя переночую? – Что ты! Что ты! Если ты чистил трубу у де Фижаков, то уже поздно. Завтра будут всех обыскивать… Собирайся! Жоффруа медленно оделся, взял свою сумку, куда Коллет уже положила канделябр и буханку хлеба. Помедлив, мальчик вытащил со дна сверток и протянул женщине. – Возьмите тогда это. Это самое дорогое, что у меня есть, – сказал он. – Ничего мне не нужно, мальчик. – Возьмите! Никто еще не был ко мне так добр! – И с этими словами он положил сверток на полку, рядом с засушенными цветами. – Хорошо, теперь я готов. Они вышли, когда было уже за полночь. У Соснового моста остановились. – Здесь нет прохода, – сказал Жоффруа. – Переправа сейчас не работает. Но ты иди вперед по бревнам, так и пройдешь. Ты же еще ребенок! Это я неуклюжая. |