Книга Иван Царевич и серый морг, страница 12 – Янина Корбут

Когда родители погибли в аварии, мне было восемь. Бабушка умерла годом раньше, а дед перебрался в город – смотреть за мной. Братья – Василий и Димка – почти сразу же уехали в Москву. Первый поступил на юридический, второй, через год, – на журналистику. Димка с Васькой были погодками, росли вместе; когда случилась трагедия, им уже было семнадцать и восемнадцать, это я был поздним ребёнком. Наверное, мама всё-таки хотела девочку, но родился я. Третий сын. Иван-дурак.

Короче, в Ярославле мы с дедом остались одни. И в глубине души я так и не смог простить братьям их отъезд. Тогда мне показалось, что меня предал весь мир. И только дед остался со мной. Он заменил мне и мать, и отца: водил в школу, учил постоять за себя, по выходным мы ездили к нему в деревню (тогда для меня это была просто дача), ходили на рыбалку, по грибы.

Мне кажется, у меня было умеренно счастливое детство. На лето меня иногда забирали родители отца. Они жили в Подмосковье. Отец мой был из очень обеспеченной семьи врачей, поздний ребёнок, которого жутко любили и опекали. И когда он решил жениться на моей маме из деревни, вся семья была против. Это мне дед рассказывал. Оттого особенно тёплых отношений у нас не сложилось, но со мной всегда обращались приветливо. Дед с бабкой ушли почти одновременно: бабка пережила его буквально на полгода. Квартиру они оставили нам с братьями. Правда, сейчас там никто не жил, так как продавать квартиру было жалко, а справедливо поделить всё никак не выходило. Васька хотел пустить туда квартирантов, но дед возражал – те там всё загадят. Тогда жить там захотел Димка, но тут уже Васька сказал, что тот загадит всё ещё быстрее. Так что яблоко раздора пока ожидало своего часа.

В детстве я любил расспрашивать о родителях, иногда доставал деда вопросами о том, почему он ушёл со службы, но старик не был любителем вдаваться в подробности. С возрастом я стал понимать, что воспоминания вгоняют его в тоску, оттого не настаивал.

– Соседка говорила: девчонок водишь домой? – спросил дед, разжигая огонь под чайником.

Скалли хлебала молоко и казалась вполне довольной жизнью.

– Какая соседка? Тётя Инна, у которой умный сын, что нашёл ошибки в календаре? – пошутил я. Мы всегда с дедом смеялись, вспоминая эту фразу. Тем более сын тёти Инны теперь работал грузчиком и давно перестал штудировать календари. – Никого я не вожу. Так, друзья иногда заходят.

– Гляди, сессию завалишь – отчислят. Ты же так хотел в медицинском учиться, не профукай учёбу. Не пусти жизнь под откос из-за гулянок. Не успеешь опомниться… Я же тебе квартиру доверил как серьёзному молодому человеку. Ты уж деда не подводи.

– Всё под контролем, дед. Чего так смотришь?

Дед хитро прищурился и отложил книгу в сторону:

– Когда человек врёт, основное усилие он тратит на то, чтобы поверить в собственную ложь.

– Думаешь, я вру?

– Есть один афоризм, кажется, Николая Векшина: «Первый раз обманешь – поверю, второй – снова поверю, третий – вновь поверю. И так до тех пор, пока не перестанешь врать».

Чтобы не отвечать, я распахнул окно и по пояс вылез наружу, делая вид, что по-хозяйски осматриваю дедов огород. Закатал рукава и потянулся:

– Ну что, дед, пойдём дровишек наколем? Ночью обещают мороз.

Уже через пару недель я забыл все данные деду обещания не водить девчонок домой и налегать на учёбу. Декабрь порадовал первым мокрым снежком, что растекался скользкими ручьями по тротуарам.