Книга Иван Царевич и серый морг, страница 25 – Янина Корбут

– Чай будешь? – миролюбиво предложил я. Сева рассеянно кивнул. – Чего с Маринкой ругаешься?

– Да ну её, – отмахнулся Сева. – Стерва, прицепилась с этим парашютистом. Интересуется, не было ли при нём каких документов или других вещей.

– Ты ей не рассказал про медальон и труп в платье? – уточнил я, хотя уже знал ответ.

– Сперва хорошо бы понять, кто был предыдущий покойник, – отмахнулся он. – Может, я чего напутал. И ты не болтай об этом. А то поделился с тобой на свою голову. Скоро об этом будут знать все окрестные собаки и глухие старухи.

– Да ладно-ладно. Я молчу. А как его нашли? Того, который в платье?

– Я подробностями не интересовался. Дом заброшенный был, но наследники вроде имелись. Явились по какой-то нужде, а там – подарок. Причём высох, как мумия. Вызвали милицию. Кстати, у этой мумии тоже рак был, только лёгких. Видимо, не верят наши люди в отечественную медицину. Вот и кончают мучения сами: кто вешается, кто с крыши прыгает. И вообще… Чего ты к этому дядьке прицепился?

Я возмутился:

– Ты сам меня заинтриговал этим медальоном. Сказал: какая-то тайна.

– Может, цепочка и медальон вообще не связаны. А ещё из примет обычно действуют парные случаи: когда попадается сложный и редкий диагноз, в ближайшем будущем будет такой же.

– У нас тут просто сработало криво: попались связанные между собой покойники, – пошутил я.

– Или не связанные, – недобро глянул на меня из-под насупленных бровей Сева.

– Тут только цепочка покажет, – заметил я вроде бы невзначай.

– Ага… – чтобы перевести тему, Сева снова стал жаловаться на Жабу: – Прицепилась ко мне, а сама хороша.

– В смысле?

– К Жабе утром заглядывал майор не из нашего отделения. И они о чём-то шептались. И отчётец по парашютисту она быстро состряпала. Хотя я своими ушами слышал, как Вениамин говорил про отсутствующий палец. Я даже протоколировал. А в отчёте, к примеру, про это ни слова.

– А если у неё спросить?

– Спросить? Я лично с ней связываться не собираюсь. Работа моя меня устраивает, а что там у Жабы за дела с местной милицией – нас волновать не должно.

Сева не удовлетворился чаем, включил чайник и достал банку с растворимой бурдой, которую мы все пили на работе. Но мысль про странный отчёт, видимо, тревожила, потому что он словно оправдывался:

– Да и что я спрошу? Почему вы забыли указать, что у него пальца нет?

– А палец не может быть… ну… результатом падения? – предположил я.

– Там, Ваня, такое дело… – Сева плотно закрыл дверь. – Палец вроде как отрублен. И не так чтобы прямо давно. Вениамин что-то бормотал о плохой технике операции, мол, рана долго не заживала. Как-то он это разглядел. Сейчас-то затянулась, правда. Рубец, все дела.

– Ого… – я похолодел от упоминания отрубленного пальца и дальше с трудом вникал в смысл его слов. На автомате задавал какие-то вопросы, но в голове крутилось только то злополучное корыто.

– Отож, – продолжил Сева. – То, что кто-то отрубил человеку палец, наводит на мысли, что у него были проблемы с какими-то нехорошими парнями. Сам себе вряд ли отрубишь так чётко – под корень. Даже если с топориком балуешься неумело. Может, конечно, ампутация, но очень уж коряво сделано. Опять же, это Вениамин сказал, он в молодости в хирургии порядком поработал.

Пока Сева рассуждал, внутри меня шёл бурный диалог с самим собой: «Неужели это оно? – А ты думал! – Да мало ли кому могли отрубить палец полгода назад? – А ты часто видел, чтобы людям пальцы отрубали? Есть вероятность, что тот палец из корыта принадлежал мужику, что накануне, уже будучи трупом, обратился с просьбой. Но что имел в виду покойник, когда прохрипел: “Скажи ей…”. “Ей” – это кому? Деве Марии? Нашей Жабе? Его жене или матери? Так можно перебирать бесконечно, правды я всё равно не узнаю…»