Книга Глубокие тайны Клиф-Хауса, страница 76 – Хельга Мидлтон

* * *

Эйлин внимательно рассматривала фото. Она явно не одобряла царапины, оставленной ногтем Эрика. Оливия перехватила этот взгляд.

– Вот только, пожалуйста, без комментариев. Кто ж знал, что он так яростно отреагирует на фото тридцатилетней давности.

– Извини. Я не хотела. Просто подумала, что пока наше расследование не приближается к разгадке, а, скорее, наоборот…

– Да, – согласилась Оливия, – если верить словам Эрика, то Надин вполне могли убить на греческом пляже.

– …а если не верить, то у нас вполне может появиться новый персонаж под именем Стефани Батлер, – закончила за нее Эйлин.

– Что? Вот так просто? С одним свидетельством о рождении и водительскими правами? – удивилась Оливия.

– Учитывая, что Надин работала в архиве госпиталя, не удивлюсь, если заключения о смерти мисс Батлер там не обнаружится.

Дом, в котором жил ушедший на покой доктор, чем-то напоминал Клиф-Хаус. Правда, этот был заметно меньше, но выстроен в том же поздневикторианском стиле с высокими окнами, распашными дверями и каминами в каждой комнате. Архитектор серьезно позаботился об обеспечении дома теплом, в результате его стараний конек крыши был украшен гребнем из труб. Каждое лето чайки строили в них свои гнезда, и каждую осень трубочист безжалостно выкидывал их оттуда. Как и дом Эйлин, он стоял на высоком обрыве, но смотрел не в морскую даль, а на противоположную сторону лагуны, чье побережье, усыпанное плотно стоящими друг к другу рыбацкими домишками, напоминало старую искореженную кривую подкову.

Доктор сам открыл дверь. Эйлин даже отшатнулась от неожиданности. Она давно выросла, давно не болела и потому давно не видела его, но память сохранила детские воспоминания – образ семейного врача, остроумного, легкого и позитивного. Она помнила, как он грел в ладонях стетоскоп, прежде чем приложить его к горячему тельцу больной девочки. Заглядывая в горло и ушки, он близко наклонялся, и от него сладко пахло смесью ароматов трубочного табака и терпкой туалетной воды. То, как он разговаривал с пациентами и их родственниками, не могло не внушать оптимизма и абсолютной веры в скорейшее выздоровление. Судя по всему, он был ровесником ее отца, но то ли одинокая жизнь без жены и детей, то ли годы борьбы за жизни людей – иногда безуспешной борьбы, – а возможно, и собственная болезнь – ожесточили состарили и обессилили его.

Что бы там ни было, но перед ней стоял сердитый, даже озлобленный старик. Он холодно поздоровался, отметил пунктуальность Эйлин, которая приехала ровно к назначенному часу. Не предлагая даме пройти первой, он повернулся к ней спиной и направился в широко открытую дверь гостиной.

Несмотря на теплый июньский денек, в камине искрились легкие язычки пламени и угли вспыхивали красными точками, источая удушливый жар. Доктор опустился в кресло у самого камина, а Эйлин замешкалась. Сидеть рядом с огнем летом, когда за окном цветущий сад и заливаются птицы, – в этом было что-то противоестественное. Она заметила, как доктор наклоняет голову, как бы прислушиваясь, и сделала из этого вывод, что он, по всей видимости, глуховат. Будет неправильно сесть слишком далеко.

Она проигнорировала предложенное ей кресло напротив хозяйского и устроилась на низкой оттоманке чуть в стороне.