Книга Малахитница, страница 23 – Янина Корбут, Зоя Орлова, Елена Гулкова, и др.

Иван Дмитриевич пыхнул своей трубкой. Ветер бросил клуб дыма мне в лицо.

— Как это нет одаренных? — удивился я, морщась от смеси табака и рыбы.

— А вот так. Ни одного случая за сто лет. Не болеют они мором и не становятся одаренными. Потому мы с вами и здесь. Чтобы понять почему.

Я посмотрел на Ивана Дмитриевича с уважением. Вот оно значит как. Победить мор хочет. А я уж было подумал, что вздорный барин из ума выжил, с язычниками спутался.

— И вот что, юноша. Не вздумайте больше кровь свою жертвовать. Кровь одаренных — большое искушение для духов. Можно и чудовище породить.

— Так это из-за капельки крови все? — кивнул я на рыбу.

— Не только. Чем сложнее с чем-то расстаться, тем ценнее жертва. А фигурки вам дороги, — утвердительно сказал наставник и замолчал. — Кстати, зачем вы все время вырезаете одно и то же? Невесту в городе оставили?

— Нет, — зло буркнул я, чувствуя, как краска заливает щеки. — Это сестра. Она в приюте.

Наставник посмотрел на меня исподлобья, покачал головой и сказал:

— Натуральный волчонок.

Он снова уставился вдаль, как будто ничего и не было. Странно, но мне стало жаль прерванной беседы. Я вздохнул, покопался в кошеле и достал свежую заготовку.

* * *

В стойбище мы прибыли под вечер. Пока наставник медленно правил вдоль берега, я рассматривал вогулов. Бедно тут, конечно. Домишки маленькие с земляными крышами, местами даже просто землянки или шатры из шкур. Но народ ничего так, все в обувке да в одежке добротной, кожаной. Детишек много бегает. Вздыхаю завидуя. Хорошо им при живых мамках-то.

— Опять живи хорошо, Иван Дмитриевич, — поприветствовал нас встречающий вогул, едва мы пристали к мосткам.

— Пайся, рума Елгоза, — степенно ответил наставник. — Заехал вот к вам, по дороге на Сосновку. Как тут у вас дела? По моему вопросу новое что есть?

Ответить Елгоза не успел. Над головой раздался свист, хлопок, и нас накрыло облаком пыли.

Я уткнулся в колени, боясь глубоко вдохнуть. Рядом кашляли. На берегу что-то кричали. Судя по тону — ругались. Глаза слезились. Нос чесался.

— Да что тут такое творится? Снова духи или еще напасть какая?

Когда я наконец-то протер глаза, пыль уже осела. Первое, что заметил, был яркий, блестящий бок цеппелина над лесом. Непростого, видно, цеппелина, с гербом и вензелями на гондоле. Он уходил прочь, то и дело меняя направление.

«Это они что, бомбу, что ли, бросили? Зачем?» — подумал я.

Перевел взгляд на стойбище. Все цело, не порушено. Серое только от пыли.

— Ненпыг! Никак не уймутся! — зло прорычал Елгоза, грозя кулаком вслед цеппелину. — Вот я ваш небесный пузырь прострелю!

— Не вздумайте по ним палить. Строгановы не простят, стойбище вырежут. А с этими шалопаями я помогу. Вернусь только и поговорю с Николаем. Он человек здравый, быстро урезонит родственников, — посоветовал Иван Дмитриевич.

Он закашлялся, поправил картуз и спросил:

— Что они еще тут успели натворить?

— Оленей пугали. Калданки уводили. Да грязь вот кидали, как сейчас. Подкрадутся под колдовством своим, напакостят и потом показываются. Для смеху, наверное, и куражу, — ответил, успокаиваясь, Елгоза.

— Ничего. Потерпите немного. Найду на них управу, да и от барона откуп будет.

— Ну, коли так, потерпим. Только ты это, не пропадай до осени, как в тот раз. Я людям-то объясню, да только не одним нам они насолили. Кто-то и сорваться может, — попросил вогул.