Онлайн книга «Малахитница»
|
Сил обижаться не осталось. Меня трясло от пережитого. И я был искренне рад, что этот желчный дед рядом. Потом был костер, каша с солониной и настойка из фляги. Наставник что-то ворчал про слабую молодежь, но меня не трогал. Суетился по хозяйству сам. Первый и последний раз на моей памяти. * * * Три седмицы мы лазили по лесам и буеракам. Кругами ходили. Я-то направление завсегда чувствую. Зря, что ли, рудознатец. Места, конечно, красивые, слов нет. Но вот рассмотреть их как следует не мог, потому что не до того было. Я таскал поклажу, ставил лагерь, носил воду и готовил еду. Наставник, конечно, меня многому учил. Да что там многому, почитай всему. Только не помогал совсем. Он большую часть времени травки собирал да записи вел, а я потел как тягловая лошадь. Хорошо еще, что одаренность — это еще и выносливость. Иначе не знаю, как бы справился. Даже к резцу ни разу не притронулся. Единственное, на что не жалел сил — на свой дар. Каждую свободную минуту, когда можно было замереть и прикрыть глаза, я искал золото. Очень нужно разбогатеть, скинуть с себя ярмо, выкупить долги и зажить свободно. Без чужих указок. Мысли мои ходили по кругу. Я то злился на Ивана Дмитриевича, то испытывал благодарность. Сейчас понятно, что самому мне ни за что не выжить в тайге. Так что, по здравому разумению, мне его наука нужнее, чем ему мой труд. Мешки таскать, оно любой крестьянин может. А уж от вогульского отрока в лесу во сто крат больше пользы будет. Крайняя остановка. Потом, по словам наставника, поворачиваем назад. На привале, как всегда, отправился за водой, благо до нее недалеко. Углядел звериную тропку и двинул по ней. С тихим шелестом ручей струился меж камнями. Я осторожно зашел в воду. Дно твердое и скользкое. Холод сдавил голенища. Я сделал несколько шагов и застыл. Странное щемящее чувство появилось в груди. Первый раз мой дар срабатывает вот так, сам по себе, при открытых глазах. Я сосредоточился, больше прислушиваясь к себе, чем осматриваясь. Потянуло дальше, туда, на глубину. Не думая ни о чем, бросаюсь вперед, вовсю загребая воду сапогами. Рука по плечо уходит в ручей. Шарю по дну. Да. Вот оно. Меня как будто обожгло об очередной голыш. Замерзшие пальцы сжали добычу безумной хваткой. Я вытащил руку и поднял камень к свету. Крупный, тяжелый, отливающий солнцем, золотой самородок. Моя свобода лежала на ладони. Не помню, как бежал к стоянке. Каким-то чудом не забыв котелок и даже не расплескав воду. Время между мгновеньями просто сжалось и пропало из памяти. Вот стою по пояс в ручье и вот уже в лагере кричу в спину наставнику: — Иван Дмитриевич! Золото! Я золото нашел! Фигура у костра как-то неловко повернулась, оступилась и кулем осела на землю. Успел заметить бледное лицо и закатывающиеся глаза. — Иван Дмитриевич, что с вами? Ответа нет. Бросился к наставнику. Лоб холодный. Поднял веко и сглотнул горькую слюну. Белки гнойно-желтого цвета. Это мор. Он заболел мором. Мой самый страшный кошмар вернулся. Я ничего не мог поделать, тщательно спрятанная в глубине памяти картина встала передо мной, терзая душу. Отец и мать вместе на кровати. Заботливо укутанные во все, что есть в доме. Худые лица и навсегда застывшие глаза. Глаза с желтыми белками. Горячие слезы обожгли щеки. Отчаянье затопило разум. И лишь воспоминание о плачущем комочке на моих коленях, ради которого выжил тогда, снова заставило собраться. |