Книга Малахитница, страница 28 – Янина Корбут, Зоя Орлова, Елена Гулкова, и др.

— Вы заболели мором. Я перенес вас к лодке и вылечил. Иван Дмитриевич, я нашел лекарство!

Моя рука метнулась к котомке и достала горсть того самого бледно-зеленого мха.

— Хм. Ягель, — задумчиво пробормотал наставник. — Я же его проверял. Наверное, он нужен только свежим. — И как же вы его нашли?

И я рассказал про лодку, про самородок и про странно сработавший дар.

Когда я закончил, Иван Дмитриевич посмотрел на меня внимательно и сказал:

— Спасибо вам, Степан. На мне долг жизни. А долги свои я привык отдавать сторицей, — он помолчал немного и продолжил: — У меня к вам будет просьба. Не рассказывайте никому про свои находки. Никто не должен узнать, что я болел мором и что тут есть золото. Обещайте.

— Да как же не рассказывать-то? Вам же к лекарю надо скорее, — возразил я.

— Ничего. И без лекаря на ноги встану. Лучше здесь отлежусь. Понимаете, мором просто так не болеют. Надо либо с больным рядом оказаться, либо с вещами, которые недавно подле больного были. Так что заболел я неспроста. Думаю, Строгановы зачем-то хотели вогулов заразить, а заразили меня. И если они про это узнают, нам отсюда живыми не выбраться.

От рассказанного стало мерзко на душе. Ну не могут люди быть такими, не могут они так поступать. Но возразить нечего. Так что у озера мы остались еще на три седмицы. И в острожке потом не задержались, стараясь глаза не мозолить. Дождались обоза и отправились в Шадринск, а оттуда уже в Ст. — Петербург.

* * *

И вот уже полгода я живу в особняке наставника. Ничего не делаю. Учусь только. Делами слуги занимаются. Носятся со мной как с писаной торбой, но на улицу не пускают. И Иван Дмитриевич со мной почти не общается, только команды отдает, как в самый первый день.

Не серчаю, понимаю, занят он сильно. Из разговоров слуг я узнал, что случился большой скандал. Теперь Строгановых хотят то ли казнить всех, то ли дворянства лишить. А про наши приключения даже в газете писали. Меня настоящим героем представили. Жуть как любопытно. И вот, наконец, газету ту принесли. И только я ее раскрыл, как в дверь постучали.

— Степан Иванович, барин вас в кабинет просит, — сообщила горничная.

С сожалением откладываю листы в сторону и знакомыми коридорами иду к наставнику.

Открывается дверь. Душный, прокуренный воздух вырывается наружу. Вижу Ивана Дмитриевича, сидящего в кресле у камина, и спину девушки в казенном зипуне.

Девушка поворачивается и смотрит на меня.

— Ксюша, — шепчу я, узнавая сестру.

— Степка, — вскрикивает она и бросается мне на шею.

Ярмарка развернулась на всю площадь. Торговые ряды и палатки ломились от товаров. Народ толпился около них, приглядывался, приценивался. Торговцы заманивали разными посулами: кто обещал прибавить полсажени к штуке ткани, кто сулил в придачу к калачу леденец. Кто-то просто глазел по сторонам. Кто-то подзывал лоточника и брал с перегруженного лотка еще горячие пироги с требухой. Кто-то уже оседлал деревянную лошадку и приготовился кружиться на нарядной карусели. А многие тянулись к огромному шатру в центре ярмарочной площади с пестрой надписью над входом: «Сокровища Хозяйки Медной горы».

Зазывала с пышными бакенбардами и сладкой улыбкой на круглых щеках широким жестом приглашал на аттракцион.

— Любезные судари и сударыни! Хозяйка Медной горы показывает сегодня свои богатства: изумруды, аметисты чистой воды, малахиты и хрустали. Только сегодня за алтын все сокровища Урала. Торопитесь!