Онлайн книга «Малахитница»
|
— Нет. Не дождетесь! Жертва должна быть дорога? Что ж. Не знаю, что может быть дороже, чем жертвовать мечтой, разве что душу отдать. Чувствую, что, если не сделаю того, что должен, не прощу себя. Решаюсь. Короткий взмах, и самородок летит в воду. — Йинк-Вэрт Эви, прими жертву, верни пропажу! Мир замер. Время превратилось в тягучую патоку. Я вижу мгновения, вижу полет, касание, круги по воде. Замерли цвета и звуки, стихли птицы, остановился ветер, и даже солнце на небе застыло, глядя на меня сверху. Тишина. Пустота. Ожидание. И снова все зашевелилось, задвигалось. Зашуршали камыши, качнулись ветви, отвернулось солнце. Круги разошлись, превращаясь в волны. Озеро забурлило, явив на мгновенье сине-зеленую морду. Она взглянула на меня и скрылась. Очередной пузырь вспух чернотой, и из него вылетело что-то большое. Удар в грудь. Ловлю скользкое, слегка трепыхающееся тело. Сом. Всего лишь сом. Я променял мечту на рыбу! Пьяной походкой бреду наверх. Судорожно сжимаю «подарок». В душе пусто. Выгорело все до донышка. Сегодня сгорела моя жизнь. Отдать все и не получить ничего. Опускаюсь на землю рядом с волокушей. Достаю нож и вгоняю чуть ниже затылка, одним движением перерубая хребет. Сом последний раз дергается и замирает. Отрезаю кусок жирного, пахнущего тиной мяса, кладу в рот и жую, не чувствуя вкуса. Наступила ночь. Я сидел на земле. Мысли текли вяло, холодно, сонно, будто все время использую дар. Спасти. Какие шансы? Дойти до острожка или до стоянки вогулов? Не успею. Да и как через реку переберусь? Эх. Почему я рудознатец? Вот был бы лекарем… Или хотя бы травником. Вылечил бы, и не пришлось расставаться с самородком. Впрочем, тогда бы и самородка никакого не было. Лекарство! Вогулы не болеют. Значит, есть лекарство. Наставник его искал. А может это и не трава? Может это какой камень? Я же умею искать минералы. Сердце пропустило удар и застучало дальше, возвращая жизнь и надежду. Безумную, глупую надежду, но я потянулся к ней как к последнему шансу. Сосредоточиться. Сейчас я ищу не что-то конкретное, не то, что знаю. Прикрываю глаза, представляю желтые белки, хочу, чтобы они побелели, выцвели. Найти то, что поможет. Все силы в одно желание. Сумрачный мир моего дара почернел, мигнул, и я ощутил слабую тягу. Не открывая глаз, боясь спугнуть, ползу на зов, и он становится громче. Камни царапают ладони, ветки бьют по лицу. Неважно. Руку обжигает знакомое чувство. Вот оно! Открываю глаза. В кулаке сжат кустик чего-то мягкого, вроде мха. Не камень. Как это возможно? Потом. Все потом. Бросаюсь на поляну и, разжав зубы, вкладываю находку в рот наставнику. Вода. Надо залить, заставить проглотить. Фляги пусты. Оскальзываясь, бегу к озеру, хлюпает вода, удар, скрип дерева, еле устоял на ногах, споткнувшись о калданку. Из груди рвется радостный крик: — Благодарю тебя, о Йинк-Вэрт Эви! В тумане озера что-то булькнуло в ответ. * * * Уже к утру глаза у Ивана Дмитриевича заметно побелели, дыхание стало глубже, а щеки тронул легкий румянец. Потому я решил пока никуда не спешить, чтобы не навредить. Когда через три дня наставник пришел в себя, над костром весело парил котелок с кашей, а я, отмытый и отстиранный, сидел и вырезал его фигурку. — Здравствуйте, Степан. Что случилось? — спросил он. — Где мы? |