Онлайн книга «Мю Цефея. Игры и Имена»
|
Как оказалось, после повышения Поганкина и свержения Шпагина воздух не стал чище, а космос ближе. Я все так же просыпался от звона ненавистного будильника, мерз в старой дутке и читал «Комсомольскую правду» в электричке. Славная победа советской идеи оставалась где-то в прошлом, а мы шли дальше, строили, спорили и курили. Со временем я заметил, что старая бригада сильно поредела: кто-то уходил на лучшие места, кто-то менял город, у кого-то возникали разногласия с вершками. Даже Митрич однажды оставил заявление «по собственному» и исчез в сыром феврале, захватив свои кроссворды и кибальчишечью улыбку. Помощник конструктора Петр Поганкин затерялся в высоких кабинетах, и я перестал его видеть. Интересно, но драмы от этого тоже не случилось. Просто жизнь. Все течет, и все тикает. Я занимался своими делами (а их было предостаточно), впадал в рутину и разбавлял ее мелкими радостями. О большой мечте Поганкина с его Бесом вспоминать было некогда. Я копил на красные «Жигули», потому как с красными-то «Жигулями» жизнь совсем не та, что без них. Сразу появляется важность и шанс влюбить в себя симпатичную Василису Якутину в обтягивающих американских джинсах. А еще хочется в июле съездить в Анапу, взять у Коли Мильцова кассету с настоящим выступлением Rainbow и пейджер еще. Когда я понял, что от столкновения двух детских состояний не произошло никакого взрыва, — мне стало смешно. Жизнь не приобретала серых оттенков, сознание не помещали в бетонную тюрьму, и лицо не становилось угрюмо-взрослым по щелчку пальцев. Старые мысли и мечты никуда не девались, просто получали некое переосмысление, задвигались назад за глупостью и наивностью. Впервые я задумался: «Если танк во дворе все-таки выстрелит — никаких игр не будет, только дым и мертвые дети». Лучше уж правда копить на «Жигули». Вновь прошлое повстречалось мне ровно на том месте, где улицу Горького надвое разрезали трамвайные пути. Мне навстречу шел невысокий мужчина в восьмиклинке, в одной руке он держал сетчатый пакет с какими-то газетами, а в другой — пухлый портфель из желтого кожзама. Раньше я подумал бы, что этот гражданин чем-то смахивает на Шурика из «Операции Ы», но сейчас такой параллели почему-то не последовало. Обычный мужик. — Сеня, а ты чего тут делаешь? — спросил он. — Иду, — ответил я, — а ты? — Шел. Теперь вот стою. — И я. Мы пожали руки. Потом пробежались по святой троице: Как жизнь? Как дела? Как здоровье? И, разумеется, свернули к работе. — Чего там, — спросил Митрич, — восходит еще наша «Заря»? — Чего? — Да ничего. Это я так, хотел поэтично. Говорю, строительство продолжается? — Продолжается. Сейчас судорожно идут досмотры всякие по образцам, проверки. Хотят к апрелю уже запустить, ну, чтоб символично было. Ну, как Гагарин. Митрич удивленно моргнул: — Как к апрелю? Оно ж только вот-вот перестраивалось, что за бред?! — Поганкин у руля. Мчится впереди планеты всей, договаривается с Москвой. Что, мол, запуск по телевизору покажут, что это будет особенный день и еще чего-то про коммунизм. — Да-а, взялся он крепко, а мы и не верили. Я вдруг испытал гордость за то, что в свое время так повлиял на Поганкина. Считай, возродил в человеке веру, а человек возродил космонавтику. Мне даже захотелось похвастаться Митричу, но он перебил: |