Книга После развода. Бывшая любимая жена, страница 120 – Анна Томченко

Я сглотнул, сел и опустил ноги с кровати. Упёр локти в колени, а лицо уронил в ладони. Провёл руками по волосам, сдавливая затылок.

— Адам, Адам. — Позвала меня Устинья и дотронулась до моего плеча.

Я посмотрел на неё, подмечая, как менялась она со мной. Как она со мной взрослела. Как она со мной становилась более женственной. Как она со мной стала более смелой что ли… Нет, смелая она всегда была. Просто умело это скрывала.

— Не смей опускать руки. Не смей. Измена — это предательство, утрата доверия. А если ты опустишь руки, это утрата уважения.

— Я не знаю, что делать. Я не знаю, что делать. — Выдохнул, запрокидывая голову назад. — Точнее я знаю, что делать, но я не уверен. Я во всем не уверен сейчас.

Устинья спустила ноги с кровати. Встала, обошла меня и присела на корточки напротив. Толкнула мои локти с колен и положила туда ладони.

— Борись. У тебя всегда это выходило лучше всего и не мне тебе рассказывать, что надо делать.

Она встала и тихо вышла.

Утро ранее ещё до восхода солнца резало по глазам светом напольного освещения в коридоре и галогеновыми лампочками в кухне. На столе стояла овсянка на воде с сухофруктами и большой кляксой джема по центру.

— Завтракай. — приказывая, сказала Устинья, бросая косой взгляд то на меня, то на стол.

— Я в душ.

Устиния кивнула.

— Я заметила. У тебя пять минут.

Есть такое блюдо— французская ватрушка что ли. Это когда хлеб пропитывается яйцом и молоком, а потом запекается. Ну и в зависимости от того, сладкий ты хочешь или солёный — добавляется сахар, либо соль. Устинья всегда любила делать эти булки бутербродными. Поэтому я быстро завтракал, припивая противный мерзкий чай.

— Почему не кофе? — Нервно спросил я, проверяя всю корреспонденцию за утро.

— Потому что. — Зло произнесла Устинья, ставя свою чашку рядом с моей.

— Я отправил отказ о нахождении в больнице матери.

Устинья кивнула.

— Сегодня вечером самолёт.

Устинья кивнула.

— Я буду отсутствовать наверное с месяц.

И снова благосклонный кивок.

— Родион за главного. Ты никуда не высовываешься. Отца привезут сегодня днём. Твоя мать с отцом приедут тоже сегодня. Начальник службы безопасности выберет загородный дом. Переедете туда всей семьёй целиком.

Устинья понятливо кивнула.

— Нам есть чего опасаться?

— Нет, а вот другие пусть опасаются. — Произнёс я коротко и встал из-за стола.

— Адам. — Прилетело мне в спину.

Я застыл.

Устинья подойдя, положила ладонь мне между лопаток.

— Я в тебя верю.

Устиния.

Я думала, сойду с ума пока он придёт в себя.

Да, все было вроде бы отработано. Все было правильно, но я думала сойду с ума пока он придёт в себя.

И он приходил в себя на какие-то короткие промежутки времени. Пытался возможно мне что-то объяснить, только все было непонятно. На Родионе лица не было. Он осознавал, что случись с отцом и все покатится к черту под хвост.

— Успокойся, успокойся. Он в обморок не падает, он засыпает. — Говорил мне сын, стараясь, чтобы мне плохо не стало и я понимала, что Адам подошёл к черте.

Он вот- вот был готов шагнуть за грань, за порог. Но нет, как бы я не ненавидела его…

Нет, нет. Живой предатель лучше, чем мёртвый великомученик однозначно.

И когда он вроде бы уснул достаточно крепко для того, чтобы я поняла, что это не обморок, а именно сон, я обессиленно упала рядом с ним на кровать. Хотелось промотать все время на перемотке и вернуться в тот момент, с которого все началось. Потому что никто не заслуживал того, что сейчас происходило. Никто не заслуживал этого.