Книга Измена. Ты не защитил меня, страница 20 – Энди Дорн

— Прости меня, малыш, — шепчу я, прижимая снимок к груди. — Прости мамочку. Я не смогла тебя защитить.

Голос срывается, превращается в сдавленный всхлип. Боль внутри такая острая, что хочется кричать. Хочется разбить все вокруг, разорвать эту кроватку на части, сжечь все детские вещи. Но вместо этого я просто стою и прижимаю к себе последнее изображение моего сына.

— Я так хотела увидеть твои глазки, — продолжаю шептать. — Хотела услышать твой первый крик, твой смех. Хотела научить тебя ходить, читать, кататься на велосипеде. Мы приготовили для тебя такую красивую комнату, такие игрушки…

Я всхлипываю, и слезы капают на снимок, размывая его края.

— Мы так тебя ждали. Папа уже выбрал тебе имя, покупал игрушки. А я каждый день разговаривала с тобой, рассказывала, как сильно тебя люблю.

За спиной раздаются осторожные шаги. Максим входит в спальню, останавливается в нескольких шагах от меня. Я чувствую его взгляд, полный боли и вины.

— Ксюш… — голос у него хриплый, сдавленный.

Я оборачиваюсь к нему, и он видит мои заплаканные глаза, снимок в моих руках. Его лицо искажается от горя. Он делает шаг ко мне, протягивает руки, пытается обнять.

— Не надо, — говорю я, отстраняясь.

Его руки повисают в воздухе. В глазах — непонимание, боль, отчаяние.

— Ксюш, пожалуйста… — он пытается снова, голос дрожит. — Нам нужно быть вместе сейчас. Нам нужно поддерживать друг друга…

— Не трогай меня, — повторяю я громче.

Каждое его прикосновение причиняет боль. Не физическую — душевную. Его руки напоминают мне о том, что было. О нежности, которой больше нет. О любви, которая не смогла защитить нашего ребенка. О муже, который не ответил на мои звонки в тот ужасный вечер.

Максим отступает, и я вижу, как он сжимает кулаки. Его собственная боль, его желание утешить меня и невозможность это сделать разрывают его изнутри. Но мне все равно. Мне все равно на его боль. У меня есть только своя, и она заполняет все мое существо.

Я кладу снимок обратно на комод и медленно иду к кровати. Каждый шаг дается с трудом. Ноги ватные, в голове туман. Добираюсь до постели и падаю на нее, не раздеваясь.

Максим стоит посреди комнаты, растерянный, беспомощный. Он не знает, что делать, как помочь. Как вернуть жену, которая стала ему чужой.

— Может, я приготовлю тебе что-нибудь поесть? — предлагает он неуверенно. — Ты ничего не ела с утра…

Я не отвечаю. Натягиваю одеяло на голову, стараясь спрятаться от всего мира. Под одеялом темно и душно, но это лучше, чем видеть эту комнату, эту кроватку, это лицо мужа.

Есть не хочется. Вообще ничего не хочется. Ни есть, ни пить, ни говорить, ни двигаться. Хочется только лежать в этой темноте и ничего не чувствовать. Стать пустой, как эта детская кроватка. Перестать существовать, как перестал существовать мой сын.

Время теряет всякий смысл. Может быть, прошел час, может быть, день. Я слышу, как Максим ходит по квартире, что-то делает на кухне, разговаривает по телефону приглушенным голосом. Несколько раз он заходит в спальню, стоит рядом с кроватью, что-то говорит. Но его слова не доходят до меня. Они отскакивают от невидимого барьера, который я построила вокруг себя.

Хочется исчезнуть.

Раствориться в воздухе, как дым. Превратиться в ничто, как мой малыш. Не чувствовать этой боли, которая разъедает меня изнутри. Не думать о том, что могло бы быть. Не мучиться вопросами «что, если?..».