Книга Измена. Ты не защитил меня, страница 17 – Энди Дорн

Утром следующего дня я еду в офис частного детектива.

Владимир Петрович Кошкин принимает меня в небольшом кабинете на четвертом этаже старого делового центра. Мужчина лет пятидесяти пяти, коренастый, с проницательными серыми глазами. Бывший опер, как он сам говорит. За плечами — двадцать лет в уголовном розыске.

Кабинет обставлен просто: металлический стол, два стула, сейф в углу, на стенах — дипломы и фотографии. На одной из них Кошкин в милицейской форме пожимает руку какому-то генералу.

— Проходите, садитесь, — говорит он, указывая на стул напротив стола. — Слушаю вас.

Я достаю из папки все документы: справку из больницы, протокол осмотра места происшествия, показания свидетелей, которые вызвали скорую. Кладу на стол фотографию Ксении. На ней она улыбается, глаза светятся счастьем.

— Моя жена, — говорю я, и голос дрожит. — Ксения. Вчера вечером на нее напали. Она была беременна… Мы потеряли ребенка.

Кошкин молча изучает документы, время от времени поправляя очки. Делает пометки в блокноте. Его лицо непроницаемо, профессионально спокойно.

— Место происшествия? — спрашивает он.

— Вот здесь адрес, — показываю я пальцев на строчку в документах. — Там фонарь разбит, камер видеонаблюдения нет.

— Свидетели?

— Двое прохожих нашли ее без сознания и вызвали скорую. Больше никого.

— Что украли?

— Сумку. В ней были документы, немного денег, ключи от квартиры, телефон.

Кошкин кивает, продолжает писать.

— Особые приметы нападавшего?

— Жена была в шоке, толком ничего не помнит. Мужчина в тёмной одежде, среднего роста. Больше ничего.

— Понятно.

Детектив откладывает ручку, снимает очки, протирает их платком. Смотрит на меня внимательно.

— Скажу честно, — говорит он. — Дело сложное. Никаких зацепок, свидетелей толком нет, вещественных доказательств минимум. Полиция такие дела обычно спускает на тормозах. Слишком много возни, слишком мало результата.

— Мне плевать на сложности, — отвечаю я резко. — Назовите цену.

— Не торопитесь. Сначала выслушайте условия.

Кошкин наклоняется вперед, складывает руки на столе.

— Мой гонорар — пятьдесят тысяч вперед, плюс расходы. Если найдем преступника — ещё сто тысяч. Если нет — деньги не возвращаю, работа все равно будет проделана.

— Согласен.

— Плюс полная конфиденциальность. Что узнаю, рассказываю только вам. Никаких промежуточных отчетов родственникам, друзьям, журналистам.

— Согласен.

— И последнее. — Он помолчал, изучая моё лицо. — Если найдём этого типа, что с ним делать будем? Официально — передаем в полицию. Неофициально… Понимаете, о чём я?

Я смотрю на него, и в груди разгорается злость. Чистая, жгучая ненависть к тому ублюдку, который убил моего сына. Искалечил мою жену. Разрушил нашу семью.

— Хочу посмотреть ему в глаза, — говорю я медленно. — Хочу, чтобы он знал, за что отвечает. Чтобы понял, какую цену заплатила моя семья за его преступление.

— А дальше?

— А дальше пусть сидит и думает об этом в тюрьме, — говорю я, сжимая кулаки. — Я не убийца, Владимир Петрович. И сидеть за решеткой не собираюсь. У меня жена, которая едва держится на грани. Ей нужен муж рядом, а не в колонии.

Кошкин кивает с пониманием.

— Но прежде, чем сдать его ментам, я хочу поговорить с ним по душам, — продолжаю я, и голос становится жестким. — Хочу, чтобы он почувствовал хотя бы часть той боли, которую причинил нам. Чтобы понял — это не просто ограбление. Он убил моего сына. Сломал жизнь самому дорогому мне человеку.