Книга Ни любви, ни жалости, страница 14 – Ая Сашина

— Пегая! – слышу неожиданно знакомый голос.

Нет… Ну, зачем? Я ведь почти поверила в то, что о моем позоре никто не узнает. Вернее, узнает, одноклассницы явно растреплют об этом на каждом углу, но думала, хотя бы никто не увидит меня с этими уродливыми обрубками вместо волос.

— Сапега! – очередной оклик, когда я, не сбавляя шага, продолжаю свой путь.

Готова сорваться на бег. Но в последнюю секунду останавливаю себя. Так я точно привлеку еще больше внимания, еще больше вопросов.

— Стоять! – чья-то рука хватает меня за предплечье, заставляя остановиться.

— Не трогай! – выкручиваюсь из цепкой хватки Демида. Да, именно Ворон стал тем, кто помешал мне спокойно уйти с территории гимназии.

Трогает. Самым наглым образом. Заставляет, взяв за подбородок, поднять голову. Рассматривает мою новую «прическу».

— Нравится? – бросаю с обидой. Хотя вроде Воронов не виноват в этом, но, понимаю, что должен по идее радоваться. Он ведь тоже ненавидит меня, как остальные, и, наверняка, вынашивает план мести.

— Не нравится, - роняет ледяным голосом. Его руки оставляют меня в покое, и, развернувшись, Демид уходит.

Несколько секунд стою в растерянности. Странный… Но не буду сейчас о нём думать. Вообще никто из них не заслуживает, чтобы я думала о них. Возобновляю движение и наконец оказываюсь за пределами территории гимназии. Голова кипит. Нужно срочно придумать, где постричься. Денег лишних у меня на стрижку нет, поэтому придется икать какую-то социальную парикмахерскую. Домой возвращаться в таком виде точно нельзя. Бабушка и мама расстроятся, если увидят меня. Начнут задавать вопросы. А им нервничать нельзя ни в коем случае!!! У бабушки может подскочить давление, а у мамы может начаться приступ.

Пока мотаюсь по району в поисках парикмахерской, в груди противно ноет. Не отпускает то, что произошло. Злит. Хочется растерзать этих дур! А еще страшно! Почему они все думают, что это именно я сдаю их Красуцкой? Потому что я новенькая и хочу таким образом выслужиться??? Не понимаю!

Парикмахер, пожилая женщина, меня успокаивает. Оказывается, не так всё ужасно, как казалось. Прядки возле лица она делает симметричными, и в итоге получается модная нынче челка-шторка с плавным переходом в основную длину.

В квартиру вхожу, когда часы показывают уже пять. Мама с бабушкой на кухне, решают, кто пойдет в садик за Верочкой.

— Я схожу, - улыбаюсь. – Привет.

— Привет, солнышко, - мама протягивает ко мне подрагивающую руку.

Подхожу, целую её в щеку.

— У тебя новая прическа? – замечает бабушка.

— Да, решила немного изменить образ.

— Тебе идет, - выносят вердикт две дорогие моему сердцу женщины.

— Спасибо, - киваю. А в голове мельтешат образы того, как лежу распятая на парте. Знали бы мои родные… Были бы в шоке. А папа, если бы узнал, точно не оставил бы всё так, как есть. Пошел бы разбираться в гимназию.

— Папа звонил сегодня? – смотрю на маму. – Он приедет завтра?

— Не приедет, - мама почему-то прячет взгляд. – Сказал, не очень получается у нового работника, потому придется задержаться еще.

— Жаль. Ладно, я тогда за Верочкой.

Сестра выходит ко мне вся в слезах. Собственные проблемы и ненастья тут же забываются.

— Малышка, что случилось? – прижимаю её к себе, ощущая, как заходится от переживаний сердце в груди.

— Захар ударил, - всхлипывает. Поднимает рукав кофточки, и на маленькой ручке вижу красное пятно.